Семь бесов в бочке меда

– Юля! Помоги мне! – вопила она, извиваясь, царапала ногтями руку, крепко державшую ее за волосы. Одну туфлю девушка где-то потеряла и теперь елозила по полу голой пяткой. – Юля!!!

Но ее подруги видно не было.

– Господи! – воскликнула Липа. – Сделайте что-нибудь! Это же тот псих, он и до меня домогался! – Она развернулась к Виктору, тыча пальцем в направлении окна. – Нужно ей помочь!

Виктор и сам все видел. Слегка пошатнувшись, он бросился к окну и ударил по нему кулаком:

– Сейчас. Сейчас!

Девушка с той стороны кричала, звала на помощь, брыкалась, но силы были неравны. Маньяк уже опрокинул ее на кровать и одним движением избавил от юбки.

Виктор кинулся к сотруднику квеста и здоровой рукой схватил его за ворот куртки:

– Открой чертово окно! Тейге!

Он толкнул мужчину к стеклу.

– Открывай, кому я говорю!!!

– Господи! Боже мой! – металась Липа, беспорядочно стуча ладонями по раме, в надежде отыскать скрытые кнопки. – Что же делать?!

– Нет!!! – бешено воскликнула несчастная девушка и подавилась криком.

У Липы внутри все оборвалось. Она отвернулась от окна, по щекам бежали слезы, застилая глаза.

Крики девушки слились в ритмичное грудное мычание, заглушаемое подушкой, в которую ее ткнули лицом. Рядом Виктор орал на актера, но тот монотонно бубнил какую-то чушь:

– Зарождение жизни есть дарование свыше. Плодовитая самка создана быть королевой. Она будет хранить семя самца, полученное лишь однажды, в течение всей своей жизни…

С глухим звуком кулак Виктора врезался в скулу полоумного лектора. Липа же схватила с верстака железные кле́щи и принялась судорожно молотить ими по стеклу. Виктор отобрал у нее инструмент и ударил сам. Мощно, с разворота, вкладывая в удар всю силу своей ярости. Но стекло только чуть дрогнуло. Будто бронированное.

Липа закусила собственную ладонь, чтобы не закричать от невозможности помочь несчастной. Смотреть на творящееся насилие было больно, и ее блуждающий взгляд уперся в голову козла, висящую над кроватью. В них бушевал рубиновый костер. Черные рога твари стремительно ветвились, оплетая стену, потолок, столбики балдахина…

– Ты крепкий, сильный, – тем временем довольно протянул осевший на пол любитель муравьев, словно не замечая, что ему только что врезали. Из его треснутой губы сочилась кровь. – Но не можешь разбить какое-то стекло. Хочешь, помогу?

Виктор выдал череду матерных слов и снова схватил мужика за грудки, поднимая с пола:

– Помогай же, твою мать!!!

– Ты станешь сильнее. Намного сильнее. О, ты так прекрасен в своем гневе. – Он вдруг фамильярно провел пальцами по скулам Виктора, а тот вздрогнул и замер, уставившись в глаза собеседнику. – Не рабочая особь, нет, только не рабочая. Ты солдат. У тебя будут прекрасные мандибулы[8]. – Затем его рука сместилась ко лбу. – И скапусы[9] хорошо встанут…

Он нес какую-то ахинею, но теперь Виктор внимательно слушал, будто и правда понимал, о чем речь.

– Вить… – напряженно позвала Липа. – Витя, ты чего?

– Моему клану нужна сила. Ты станешь первым. Главным над ними. Вожак! Генерал! Посмотри же, как они прекрасны!

Тейге сунул руку в куртку, и тут же заскрежетали скрытые механизмы, словно у него в кармане был спрятан пульт управления.

Шестигранники потолка вспыхнули, очерченные по периметру светодиодными лентами, и поехали вниз, открывая взору задвинутые прежде вертикальные колбы в человеческий рост. Вот только внутри были не люди. В медово-золотистой жидкости, как насекомые в янтаре, застыли существа, тела которых когда-то принадлежали мужчинам, но теперь были чудовищно изуродованы. Куски плоти вырваны, конечности отрезаны и заменены на механические подобия – многосегментные лапки, когти. А их лица – деформированные, почти треугольные, с огромными жвалами и лобными наростами – заставляли волосы на затылке вставать дыбом.

Липа в ужасе отшатнулась от ближайшей колбы и отвернулась к окну, но обзор преградила фигура в черной рясе с надвинутым капюшоном. Неизвестный стоял с той стороны, спиной к Липе, и жестикулировал, привлекая внимание насильника, но при этом не произнося ни звука. Что именно он показывал, так и осталось непонятным. Однако атмосфера в комнате изменилась. Толстяк, взмокший, с потными разводами на синей футболке, тяжело дышал и таращился на незнакомца в рясе, непонятно как появившегося в комнате. Вокруг кровати, замещая балдахин, вились разросшиеся козлиные рога.

Стоило маньяку отвлечься, как меж ороговевших отростков проскользнула зареванная полуголая девушка. Она буквально стекла с кровати на пол, утягивая за собой оторванный клок простыни. На четвереньках она подползла к двери и вывалилась на лестницу донжона.

– Стой, шлюха!