Семь дней в июне

И только в самолете, пролетев полпути, почти парализованный от беспокойства и ненависти к себе из-за Тая, он вспомнил о другом. Шейн застыл, сделав медленный, глубокий вдох, и тут же покрылся липким, колючим потом.

Ева. Ева и Одри.

Он забыл. Забыл, потому что у него не было опыта ответственности. Как писателя его любили многие. Но никто никогда не любил его по-настоящему. По крайней мере, с тех пор, как он был маленьким.

Теперь Шейна любили. И Шейн был счастлив. И он знал, ни на мгновение не усомнившись, что и это он испортил. Как наивно было с его стороны думать, что счастье может длиться долго!

Но Шейн не был создан для любви.

* * *

К тому времени, когда Ева вернулась домой после обеда, она уже перестала ждать звонка от Шейна. Не снимая модного платья для позднего завтрака, она осторожно легла на одеяло, положила на лоб пакет со льдом и позвонила бывшему мужу.

– Ева! – Голос Троя звучал так же кристально чисто и восторженно, как всегда.

– Привет! Только что посадила Одри в самолет; она уже в пути.

– Фантастика. Афина весь день готовила для нее всякие вкусности. Без глютена, конечно. И все веганское. Мороженое из семян чиа. Афина просто чудо.

– Восхитительно, – вежливо ответила она. – Как дела, Трой?

– Отлично! Но, видимо, не так здорово, как у тебя. Я слышал, ты с кем-то встречаешься.

– Эта девочка не умеет хранить секреты.

– А разве это секрет?

– Нет. Наверное, нет. – Чтобы справиться с пульсацией в глазах, Ева закрыла их и положила сверху пакет со льдом. Она машинально коснулась кольца с камеей. – Могу я спросить тебя кое о чем? Со мной было трудно жить?

– Не-е-ет, – протянул Трой, не тратя ни секунды на размышления. – Я просто не был готов. Ты сложная личность, понимаешь? Я думал, что ты – проблема, которая требует решения. Но тебе не нужно решение. Тебе нужно понимание. Я был слишком молод и слишком напуган, чтобы понять это.

После долгого молчания она свернулась в клубок.

– Спасибо тебе за эти слова, Трой.

– Ну как? Тебе с ним весело? Он тебя смешит?

– Вообще-то, да.

– Мне всегда было интересно, найдется ли кто-то, кто сможет это сделать. Когда мы были вместе, мне казалось, что кто-то украл все твои улыбки до нашей встречи.

«Так и есть», – подумала она, сжимая живот.

– Надеюсь, ты с ним счастлива.

– Спасибо, – сказала она, искренне благодаря судьбу за то, что Трой стал ее сородителем. – Позаботься о моей малышке, хорошо? Она такая сильная, но хрупкая. Не дай ей уйти слишком глубоко в себя, с ее книгами и рисованием. Следите, чтобы она почаще гуляла. И пусть рядом будет кто-то из взрослых, когда она общается с крестником Афины.

– Почему?

– И помните, что она не любит сыр и соусы.

– Я знаю. Она и моя дочь, не забыла? – засмеялся он. – С Одри все будет в порядке. Она свяжется с тобой по видеосвязи, как только приедет. Береги себя. Пока, Ева.

– Пока, Трой.

Ева пролежала так два часа, пока на нее не обрушились волны безжалостной, дикой меланхолии. В прошлый раз на то, чтобы забыть Шейна, ушли годы. Может быть, в этот раз все будет проще.

Когда она наконец поднялась, то выпуталась из платья, села за стол и открыла ноутбук.

Любить она, похоже, не умела. А вот закрутить сюжет? Это она могла.

Сиси была уверена, что через несколько часов Ева выиграет премию Littie за лучший эротический роман. Ева в этом сомневалась, но это помогло бы в рекламе будущего фильма. Набравшись храбрости, она набрала в поисковой строке имя режиссера Эрика Комбса. Судя по его великолепно оформленной странице на IMDb, он знал, что делал. С его видением, продюсерским мастерством Сидни и ее сюжетом, фильм будет таким, как она всегда хотела. Они смогут это сделать.

С измазанным тушью лицом, почти голая, в одних мальчишеских шортах, она открыла черновик «Проклятых», книга пятнадцатая. Срок сдачи был завтра, но она справится. Она превратит душевную боль в триумф и выбьет из себя это дерьмо.

Несколько минут спустя ей так ничего и не пришло в голову. Тогда она залезла в глубину шкафа и вытащила небольшую пластиковую корзину, в которой лежали три исписанные тетради. Сев на пол, она достала свои дневники. Они были старыми, пыльными и потрепанными. Эти тетради путешествовали с ней по квартирам, в общежитие и, наконец, в ее бруклинский дом. На обложке каждой тетради крупным ученическим почерком Евы было выведено фломастером имя.

На одной – Лизетт, имя ее матери, на другой – Клотильда, имя бабушки, и на последней – Дельфина, так звали ее прабабушку.

Пожелтевшие линованные страницы были заполнены заметками, составленными из семейных историй, которые мама рассказывала ей поздними вечерами, возвращаясь со свиданий. Результаты исследований в Интернете и анонимного поиска в группах Белль Флер на Facebook. Записи звонков в архив Луизианы. С самого детства она искала ответы повсюду, но так и не побывала в Белль Флер. Это было навязчивой идеей всей ее жизни, попыткой склеить воедино разбитые кусочки судьбы, доставшиеся ей в наследство. Эти истории были основой ее существования.

Ей вдруг захотелось позвонить Лизетт. И она позвонила.

– Мама?

– Клей?

– Кто?

– Что?