Укажу даты событий, о которых рассказывается в главах книги: «Аукцион» – 10 ноября 2004 года, среда; «Семинар по критике» – 17 декабря 2004 года, пятница; «Ярмарка» – 13 июня 2006 года, вторник (несколько эпизодов имели место 15 июня 2004 года); «Премия» – 4 декабря 2006 года, понедельник; «Журнал» – 14 февраля 2007 года, среда; «Мастерская» – 6 июля 2007 года, пятница; «Биеннале» – 9 июня 2007 года, суббота.
За исключением трех коллекционеров и одного комиссионера (работавшего на аукционе), попросивших дать им псевдонимы, все остальные персонажи «Семи дней в искусстве» выступают под собственными именами. В этнографических исследованиях имена указывать не принято, но после первых интервью я поняла, что в данном случае разговор окажется беспредметным: произведения, о которых в книге идет речь, не равнозначны, к тому же художников рано или поздно все равно узнают. Как следствие, пришлось назвать и дилеров, коллекционеров, кураторов, критиков. Итак, этнография превратилась в социальную историю настоящего, а после публикации – недавнего прошлого. Я решила, что книга должна стать удобочитаемым гибридом разных дисциплин.
Термин «социальная история» не нуждается в объяснении, но что такое этнография? Эта наука корнями уходит в антропологию. Основным методом этнографии является «непосредственное наблюдение», которое включает «вживание» в изучаемую среду, неформальные беседы наряду с официальными интервью, умение анализировать детали и важные документы. «Непосредственное наблюдение» выросло из естественных методов обучения: дети, которые учатся ходить и говорить, также задают вопросы и смотрят на мир широко раскрытыми глазами. «Вживание» в среду зачастую меняет исследователя: мы не можем надеть белый лабораторный халат и резиновые перчатки, чтобы защитить себя от предмета изучения. Мы не цепляемся за привычные ценности, а принимаем выбранную среду без предубеждений.
Один из важных принципов этнографии – беспристрастность. Осуждение, негодование и открытое возмущение, характерное для некоторых периодических изданий и телевизионных программ, – для этнографов лишь помеха, затемняющая смысл. Я стремилась занять позицию непредвзятого наблюдателя. Мир искусства полон противоборствующих группировок, и было необходимо соблюсти нейтралитет.
Некоторые путают «вживание» и участие. Любой хороший этнограф должен притвориться «своим», но невозможно быть ученым и одновременно участником процесса. Как человек пишущий, я нашла такой способ «вжиться» в среду – стала критиком. Несмотря на множество соблазнительных предложений, я не пишу статьи для каталогов и журналов.
Роль этнографа близка мне как писателю, она повлияла на все мои решения и на структуру книги. Во-первых, я выбрала метод непосредственного изучения и сбора информации, отличающийся от архивных изысканий или от экономической статистики. Я постаралась создать у читателя ощущение личного присутствия в том или ином месте, что дает возможность лучше понять специфику мира искусства.
Во-вторых, выбор материала во многом обусловлен задачей осветить структуру этого мира. В результате значительное количество сенсационных подробностей осталось за пределами книги, поскольку мне показалось, что они уводят от главного. Наверное, кое-что здесь может быть воспринято как сплетни, но я просто подробно изложила события и надеюсь, что моя книга вызывает больше доверия, чем пересказы слухов, и прослужит дольше.
В-третьих, книгу можно назвать этнографической, поскольку в ней звучат разные голоса. Многих этнографов прежде всего интересуют мнения людей. Я много цитирую, и, как мне кажется, именно это представляет интерес. Я старалась пробуждать в собеседниках желание высказаться по возможности точнее и полнее. Наверное, иногда я надоедала своим интервьюируемым: чтобы прояснить мысль, завершить фразу, подобрать нужную метафору, я обменивалась с ними электронными письмами или вновь и вновь звонила им по телефону.
Мне было очень интересно узнать, какую реакцию вызвала моя книга. Ни один из персонажей книги не мог исправить сказанное о нем. Тем не менее ответная реакция помогла мне многое уточнить и дополнить. Журналисты почти никогда не применяют этот метод – отчасти из-за отсутствия времени и жестких сроков, отчасти из-за невозможности скоординировать работу с редакторами, как правило тоже очень занятыми.
Структура книги в какой-то мере отражает структуру мира искусства. Как я уже писала во введении, мир искусства – это соединение различных, порой даже враждебных по отношению друг к другу субкультур, социальных институтов, каждый из которых связан с тем или иным аспектом развития современного искусства. Многие главы рассказывают об одном дне из жизни определенного профессионального сообщества – дне, проведенном внутри этого сообщества. Этнографический метод лучше всего подходит для изучения пути, которым движется искусство в современном мире. Этнография может дать нам более глубокое понимание настоящего.