Посещая биеннале, Обрист пытается понять «правила игры». Тематический принцип кажется ему скучным: в этом случае «все сводится к простому иллюстрированию». Должна быть «некая связь, соединение, как партитура в музыке». Иначе, сказал он, «приходится лишь констатировать, что на выставке было пять или семь значительных произведений». Обрист начал читать что-то в своем «блэкберри», но его речь замедлилась лишь немного. «Запоминаются выставки, где была предложена новая форма экспозиции – новый принцип или новый способ размещения экспонатов, то есть была проявлена изобретательность. – Обрист внимательно посмотрел на меня. – Жорж Перек написал роман без буквы „е“. Думаю, нам надо у него поучиться. Хорошая биеннале соединяет воедино разнородные произведения, – продолжил Обрист. – Кажется, Делёз сказал: „Быть среди вещей, но не в центре пустоты“. Кураторское усилие должно быть направлено на то, чтобы способствовать полифонии, чтобы делать мир искусства разнообразнее и богаче».
Все это время, пока говорил, Обрист писал имейл; его способность одновременно решать несколько задач очень меня впечатлила. Будь на его месте кто-то другой, я бы сочла такое поведение невоспитанностью, но манеры Обриста казались милой рассеянностью.
«Венеция – это некий неожиданный синтез, – продолжал он. – Китай, Средний Восток, Латинская Америка – мы начинаем открывать разные аспекты современности, разные аспекты прошлого, которые мир искусства еще недавно игнорировал. Думаю, Франческо Бонами, директор Венецианской биеннале в 2003 году, принял во внимание это новое обстоятельство»[60]
. Вместо того чтобы все делать самому, Бонами заручился поддержкой одиннадцати кураторов, в том числе Обриста, и они собрали выставку «Мечты и конфликты». К несчастью, биеннале Бонами, в которой приняли участие более четырехсот художников, проходила в период невыносимой жары, что, по-видимому, усилило негативные отзывы. «Арт-форум» и другие художественные журналы раскритиковали Бонами за пренебрежение к кураторским обязанностям, а также за хаотичность и избыточность экспозиции. Однако с тех пор многие пересмотрели свое отношение к венецианской феерии Бонами, выставку вспоминают с восхищением и ностальгией. «Как может один куратор охватить все? – продолжал Обрист. – Выигрывая в территории, вы теряете в качестве. Более десяти лет я постоянно ездил в Китай, а в течение последних восемнадцати месяцев серьезно изучаю Средний Восток, я совершаю множество поездок в Эмираты, Каир и Бейрут. Но весь мир охватить невозможно».В тот вечер
я встретила Эми Каппеллаццо, сотрудницу аукционного дома «Кристи», на вечеринке, устроенной американскими участниками биеннале – на первом этаже палаццо Пизани Моретта. За готическим фасадом XV века – роскошное убранство в стиле XVIII века. Расписные рокайльные потолки и огромные люстры были свидетелями многих маскарадов эпохи гедонистического расцвета Светлейшей Венецианской республики. Правда, почетный гость Феликс Гонзалес-Торрес был мертв, и атмосфера казалась печальной. Эми Каппеллаццо стояла около большого раскрытого окна и смотрела на темнеющие вечерние воды Гранд-канала. Я спросила у нее, как у человека, «поддерживающего небо» над постоянно растущим художественным рынком, влияет ли выставка в павильоне на продажи. «Не столь явно, как можно подумать, – сказала она. – Если говорить, например, о Феликсе, то выставка подчеркивает его значимость и увеличивает спрос на его произведения, но, в сущности, не влияет на статус. Что касается более молодых современных художников, то влияние может быть весьма серьезным. Местная знаменитость получает международную известность. – Эми Каппеллаццо взмахнула рукой в ночном воздухе. – Взгляните на это место. Здесь нет машин, нет пожарных гидрантов. Каждое здание окружено рвом. Это к тому, что место влияет на наше восприятие. Произведения искусства в экзотической обстановке – что может быть лучше?» По мнению Эми Каппеллаццо, у биеннале есть нечто общее с несбывшимися мечтами: «Люди не просто надеются на волнующее соприкосновение с искусством или на встречу с любимым художником в баре отеля… Каждый втайне ждет чего-то прекрасного».Вернувшись в «Чиприани»,
я сделала еще несколько заплывов. Скотт Фицджеральд сравнивал писательство с умением плавать под водой, задержав дыхание. Лоуренс Эллоуэй называл Венецианскую биеннале «авангардом в аквариуме для золотых рыбок». Я лежу у кромки бассейна и размышляю над этими цитатами. Всматриваясь в синеву, я вспоминаю еще один разговор.В парке Джардини я встретила художника Аниша Капура. В 1990 году он представлял Великобританию, поэтому я спросила его:
– Что больше всего запомнилось вам в той биеннале?