Семь домов Куницы

У пани директора тяжело на душе, она недовольна собой. Ей жаль Пельку, и по какой‑то причине пани директору важно, чтобы Пелька не держала на неё обиду. Она лично готовит Пельку к переводу. Упаковывает вещи, проверяет документы.

За семь лет жизни Пелька обросла документами, подшитыми в картонную папку с завязками из тесёмок, постоянно хранимую в металлическом сейфе, ключи от которого пани директор носит с собой и никому их не доверяет, за исключением заместителей, да и то под подпись и при свидетелях. В этом сейфе, за стоящими в ряд серыми папками с биографиями воспитанников, хранятся принадлежащие им депозиты. Мало у кого из детей Дома есть депозит. У Пельки есть. Это не что-нибудь, такой предмет обладания. Непобиваемый козырь в перепалках с детьми, особенно с теми, у кого нет ничего подобного в железном шкафу.

Депозит. Слово непривычное, оно звучало таинственно и у Пельки не ассоциировалось ни с чем, как и у остальных детей. Те, у кого он был, спокойно наслаждались ощущением собственной привилегированности, а те, у кого его не было, такого удовольствия не имели и поэтому не хотели даже и думать об этом слове.

До сих пор Пелька не пыталась узнать, что скрывается под непонятным названием, даже не задумывалась об этом: ей хватало сознания, что нечто невообразимое, принадлежащее ей, существует. Теперь же она беспокоилась, отправят ли депозит вместе с ней в новый Дом.

— Я передам его лично, — заверила пани директор.

— Можно посмотреть? — осведомляется Пелька.

Директор молча вынимает конверт, а из него — упаковку от чая «улун», в которой сквозь обёртку из папиросной бумаги тускло просвечивает подвешенный к цепочке золотой овальный кулон.

— Медальон, — поясняет пани директор и выкладывает предмет в подставленные ладошки Пельки.

Депозит, блестящий сильнее, чем перстни на руках у пани директора, украшен на эллиптических створках вырезанными из кремовой кости профилями девушек — головками на длинных шеях, с волосами, завязанными в большие узлы на затылках. Сам же предмет немного напоминает Пельке раковину моллюска. Состоит из двух половинок, соединённых шарниром и запираемых на защёлку. Внутри находится изображение женщины. Лицо с простыми чертами, облагороженными макияжем, гладкие волосы с пробором, собранные возле ушей в английские локоны, букетик белых цветов у декольте, открывающего плечи.

— Кто это на фотографии? — у Пельки спирает дыхание в предчувствии раскрытия тайны своего появления.

— Не знаю. И это не фотография, а вырезка из газеты, — отвечает пани директор, приподнимая ногтем край тонкой бумаги. На обороте рисунка видны обычные газетные буквы.

— Моя мама! — Пелька ещё никогда не видела женщины с такой причёской и в таком наряде, но необычный портрет ей понравился.

— Не думаю.

— Вы обманываете!

— Не обманываю. Когда повзрослеешь, поймёшь.

Что тут понимать! Пани директор делает секрет из того, о чём знает каждый ребёнок Дома. Весть о происхождении Пельки пришла вслед за ней, хотя её документы лежат под замком у пани директора, так же точно, как лежали и в первом Доме.

— Найдёныш, подкидыш! — дразнятся дети. Пельке не надо ждать, пока она вырастет: с незапамятных времён она знает, что её нашли на крыльце первого Дома. Подняла её с каменных ступеней сильная пани Феля, гроза пьяных пап, раньше всех приходящая на работу. Тогда было раннее мартовское утро и шёл крупный, мокрый снег.

— И у меня был депозит, пуховый конверт и фамилия, — рассказывает Пелька. Она аж заикается от волнения, готовая отстаивать перед кем угодно небогатую историю своего появления.

— Да, — соглашается пани директор, за что Пелька испытывает к ней благодарность, но жаждет и продолжения. О самом важном для неё событии ей хочется услышать нечто большее, чем просто сухое согласие.

— Я буду носить свой медальон, — решает Пелька отчаянно, готовая ко всему.

Кулон с камеями уже не возвращается в сейф. Пелька надела его себе на шею и как ладанку, спустила под сорочку. Пани директор корит себя за неосторожность, но не решается отобрать его силой, когда словесные аргументы не возымели действия.

— Не отдам: а то ещё кто-нибудь соблазнится и украдёт, пока я не выросла.

Действительно, с этим ребёнком никакого не может быть сладу. Пани директор умолкает, её душевное беспокойство утихает, и наконец она чувствует только лишь облегчение от того, что избавляется от Пельки. Пусть с ней имеет головняк очередной Дом, а тамошняя воспитательница подтвердит приём Пельки вместе с медальоном на шее.

А Пелька согревает собственным телом холодное золото, а холодное золото, внутри которого таится надежда, греет задубевшую душу Пельки. Теперь она погружается в газетную вырезку каждый раз в моменты несчастья.

Мама!

По прибытии в третий Дом Пелька сразу вызывает переполох. На Пельке нет медальона. Няня, которая приняла Пельку, вся на нервах, уже разувает и раздевает её догола, но нет и следа золотой ракушки на цепочке.

— Цепочка ведь не могла порваться, и замочек не мог раскрыться. Ты им игралась, снимала его?