В более широком «реальном мире» влияние искусственного интеллекта столь же разнопланово и непредсказуемо. Пока мы с Гинсбергом ехали по автомагистралям Орегона, наша беседа приобрела гуманистический характер. Для него триумф компьютеров над людьми в наиболее ценимых нами играх был наглядным уроком более, чем что-либо иное. Дальнобойщики на своих фурах проносились мимо нас по направлению к югу, когда мы двигались на сервер по узким горным дорогам. Гинсберг, махнув рукой в их сторону, сказал, что эта профессия исчезнет одной из первых, так как станет не нужна в результате развития искусственного интеллекта и автоматизации.
«Нам придется осуществить глубокие социальные изменения, чтобы жить в мире, где многие люди больше не смогут создавать ценность, – сказал Гинсберг. – Люди должны понимать неизбежность этого. Даже если они умны и сильны, то это не обязательно защитит их от надвигающихся изменений. Один из плюсов Watson, Deep Blue, Chinook и AlphaZero, а также машин, играющих в покер, – это демонстрация того, насколько другим станет мир». По мнению Гинзберга, это хорошо, так как подталкивает нас к адаптации на личном уровне, а также к принятию законов, которые помогут нам адаптироваться на уровне социальном.
Вероятный ответ на меняющийся мир? Кентавры – полулюди-полумашины. Гроссмейстер Гарри Каспаров, как известно, организовал так называемые продвинутые шахматы, в которых шахматистам разрешено играть с использованием компьютера. Согласно его заключению, приведенному в журнале
«Это означает, что человеческое общество будет сотрудничать с машиной, то есть станет человеческой частью гибрида», – сказал Гинсберг. «Вот вроде меня, резко нажимающего на тормоз, – добавил он, когда сработала алгоритмическая антиблокировочная система и мы избежали столкновения. – Те, кто способен работать с машинами и совместно с ними, будут преуспевать. Доминирование автоматизации и даже появление технологической сингулярности – неуправляемого машинного суперинтеллекта – неизбежны. Но это будут не катастрофы, а просто новые проблемы, которые придется решать, – новые игры, в которые мы будем играть».
По воскресеньям Гинсберг ходит в церковь и садится в первый ряд. «Чтобы Бог меня видел», – пояснил он, когда мы с ним шли по проходу в большом коммерческом гараже, приспособленном под храм. В тот день темой проповеди, которую произносил пастор по имени Тим, одетый в джинсы и футболку, была идея о том, что Исусу Христу нравится «прикалывать людей», причем даже тех, кого он любит, поскольку Исус – самая озорная треть Святой Троицы. Церковь, которую Гинсберг выбрал для себя, соответствует эмпирическому складу его ума. Он разослал расположенным поблизости церквям анкету с такими вопросами, как «Каков, по вашему мнению, возраст планеты Земля (Тысячи лет? Миллионы? Миллиарды?)», а также вопрос о том, поддерживают они теорию эволюции или нет. Церковь, где мы сидели, дала удовлетворительные ответы. «Если они не верят в эволюцию, то не будут готовы к тому, что наступит в дальнейшем, – сказал Гинсберг. – Я не знаю, что именно произойдет, но они не будут готовы».
В романе Гинсберга «Фактормен» речь идет об алгоритме бога и его способности сочинять прекрасную музыку, а наш разговор о твисторах и теории струн касался возможных ошибок бога. Мне стало интересно, в какой степени научная работа Гинсберга пересекается или переплетается с его верой? И, следовательно, в какой степени играющий в бридж искусственный интеллект является даром божьим или гимном богу? Когда позднее тем же утром мы сидели у Гинсберга на кухне, у него с женой Памелой произошла небольшая перепалка по поводу немытой посуды и увлечения смартфоном. «Это фундаментальная проблема современного мира: ни один человек не может быть интереснее интернета», – сказал Гинсберг. Кажется, это был подходящий момент для того, чтобы задать вопрос о религии.
«Я математик, – ответил он. – Это моя сущность. И, на мой взгляд, когда я говорю “математика”, а Пэм и Тим говорят “Бог”, мы имеем в виду одно и то же. То есть