Туз-король – значимая и непростая рука в турнирном покере. Есть даже целая книга о том, как ее оптимизировать[43]
. Безусловно, это сильная рука, ведь в ней карты высокого номинала, однако она не представляет собой ничего стоящего, даже пару, когда начинается розыгрыш раздачи. Особенно разномастная. Все утро я терял фишки, сбрасывая блайнды и анте, так что у меня осталось около 45 000 из 92 000 моих фишек, и теперь каждый тур раздачи на столе обходился мне в 7500, которые нужно было вносить в качестве обязательных блайндов и анте. Другими словами, я находился в некомфортном, но пока еще не катастрофическом положении и решил, что наконец-то настал мой час действовать. Я сидел в средней позиции, а игрок справа, у которого было значительно больше фишек, чем у меня, – около 200 000 – поднял 3000-й блайнд до 7000. Я сделал ререйз (поднял ставку следом за ним) до 19 000. (В ретроспективе это оказалось большой ошибкой.) Все остальные сбросили карты. Он уравнял. Теперь в банке было 45 500 фишек, а в моем стеке – около 26 000.Окопную войну часто описывают как бесконечные периоды скуки, перемежающиеся моментами неизбывного ужаса. Это справедливо и в отношении турниров по покеру.
На флопе выпали дама, девятка и четверка, причем две из этих карт – червы. У меня был червовый туз, но больше ничего примечательного. Игрок с большим стеком справа от меня, предсказуемо агрессивный, немедленно сделал ставку, которая должна была заставить меня пойти ва-банк. Это типичная «продолженная ставка», как бы продолжение его агрессивной игры до флопа. И именно поэтому мой ререйз в размере 19 000 был ошибкой – надо было тогда сразу пойти ва-банк и вынудить его принять решение, а не наоборот. Так или иначе, в банке сейчас было 71 500 – почти втрое больше, чем мой стек. Я думал долго – столько же, сколько за те 17 часов, что играл в турнире (возможно, на самом деле лишь 20 секунд, которые показались мне 20 минутами), и мной все сильнее овладевал страх, что кто-нибудь сейчас скажет: «Время!», – в результате чего дилер позовет дежурного администратора и тот начнет обратный отсчет, по окончании которого мои карты будут принудительно сброшены в пас. Еще более страшной, чем покер или деньги, была липкая боязнь конфуза, потери достоинства среди суматохи сомнений. В итоге это оказалось неважным, как и предпринимаемые мной попытки рассуждать с теоретико-игровых позиций. Вскоре после этого я беспомощно наблюдал, как моя правая рука схватила остатки фишек и передвинула их к аккуратной горке в центре стола, пестревшей яркими цветами. Олл-ин, как говорится. Другой игрок, о котором я не знал и до сих пор не знаю решительно ничего, даже имени, быстро перевернул короля и десятку червей, а я медленно раскрыл туза и короля.
Впереди оставались еще две карты. Я испытал облегчение оттого, что «выигрывал» – у меня высшей картой был туз, а у него – король, но это не имело никакого смысла. У него был флеш-дро, то есть до флеша не хватало одной карты. Если выпадет еще одна червонная карта, пять его червей меня раздавят. Однако, если выпадут
Надо ли говорить, что на ривере выпала одна червовая карта, обеспечив моему противнику флеш и заставив меня побледнеть. Я зажмурился, когда дилер передвинул мои фишки другому игроку, и зажмурился снова, когда тот сложил их в стеки. Теперь передо мной не было ничего, кроме зеленого сукна. Когда игрок выбывает из турнира по покеру, фанфары, как правило, не звучат. И впрямь, никто не проронил ни слова. Я медленно встал и молча пошел прочь. Проходя мимо стоек ограждения, отделявших игровую зону от зрительской, я оглянулся – уже не как игрок, а как наблюдатель на шедевре Сезанна – тот человек со скрещенными на груди руками и тенью улыбки на лице, не слишком сильно интересующийся игрой. Поганый это город для неудачника.
Скрабл
С 26[44]