Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны

Стелла от неожиданности неудачно сглотнула, поперхнулась собственной слюной. Резко развернувшись, она уперлась взглядом отцу в грудь, прямо в треугольник свинцово-серых волос – густых, курчавых, свалявшихся от ночного пота.

Антонио усмехнулся.

– Я всегда знал, что натура у тебя сучья. Шила-то в мешке не утаишь.

И прежде чем Стелла опомнилась, отец стиснул ее левую грудь, словно грушу клаксона.

– Не переживай, скоро и тебе pistola найдется. Уж папочка постарается.

После этого случая Стелла впервые задумалась, а не убраться ли вовсе с Бедфорд-стрит. Мысль дикая; где это видано, чтобы молодая незамужняя женщина уходила от родителей? Но разве можно так жить дальше?

Стоило идее зародиться, она уже не отпускала. Другое дело, что реальных способов воплощения Стелла не видела. Разве только за Кармело Маглиери выйти; однако не значит ли такой шаг, что Стелла, избегнув челюстей одного хищника, предоставит свое тело хищнику другому – притом «на законных основаниях»?

Монастырь отпадал сразу. Что там делать, в монастыре? Работать да молиться с утра до ночи. Никаких развлечений, полная изоляция от всех радостей этого мира. Тюремное однообразие. Хорошо, если не постриг, тогда что? Разве Стелле выжить в одиночку? Образования у нее нет, профессии нет; она даже английский не выучила. В любом случае эти факторы – мелочь по сравнению с главным. Стелла воспитана иначе. В ее и Тинину плоть и кровь намертво въелось убеждение, что женщине позволительно покинуть родительский дом лишь ради замужества. Просто уйти – значит стать проституткой. Бегством Стелла навсегда отрежет себя от привычного мира. В церкви будет сидеть отдельно от всех. Подругам запретят с ней водиться. Да что там подруги – Стелла разобьет сердце Ассунте. Впрочем, от этого последнего соображения Стелла поскорее отмахнулась. Не может она сейчас о матери беспокоиться. Ситуация не та.

Стелла не представляла, как именно исчезнуть и где найти новое пристанище. Одно знала: без денег не обойтись. Деньги у нее были; Стелла утаивала по монетке из каждой зарплаты. Однажды февральским утром, когда Рокко уже ушел на работу, Стелла нарочно замешкалась в спальне – вроде одевалась, а сама пересчитывала свои сбережения. Четырнадцать долларов мелочью. Всего ничего. Эх, а ведь целых пятнадцать долларов уплыли на Тинин девичник! Впрочем, Стелла живо отбросила сожаления. Девичник стал одним из самых счастливых дней в жизни Тины, да и самой Стеллы. Увы, помимо этого меропрития имели место платья, в которых Стелла не испытывала острейшей необходимости, а также походы в кино с подругами и газировка из автоматов. У Стеллы в глазах потемнело. Как она была глупа, как недальновидна! Промотала не только деньги, но и время! И что теперь делать?

– Стелла, из-за тебя на фабрику опоздаем! – упрекнула Тина.

Сестры сидели на кровати, над россыпью четвертаков и гривенников.

– Как бы это узнать, сколько папа с жильцов берет? – произнесла Стелла.

В тот миг она думала о мисс Кэтрин Миллер, снимавшей у Тони комнаты на третьем этаже. Пожилая мисс Миллер раньше работала учительницей, замужем никогда не была. Спросить бы ее, как она отцовский дом покинула. Хотя для Стеллы информация вряд ли сгодилась бы: мисс Миллер ведь не итальянка, в ее среде законы другие. Вдобавок старуха никогда дружелюбия к Стелле не выказывала; кто ее знает, возьмет да и настучит Антонио. Нет, никому нельзя открываться.

– Двадцать долларов в месяц, – сказала Тина.

Стелла так и уставилась на сестру, успевшую надеть и застегнуть зимнее пальто.

– Откуда ты знаешь? Это он тебе сам сказал?

– Не мне, а Рокко. Папа хочет, чтобы жильцы съехали, а мы с Рокко арендовали бы у него отдельную квартиру.

Затеплилась искра надежды. Выходит, близок конец Стеллиных кухонных бдений?

– А когда, Тина? Когда?

– Думаю, летом. Этот, со второго этажа, – Тина имела в виду мистера Царнески, только фамилию выговорить не могла, – новую работу ищет. Как найдет, сразу съехать обещает со всем семейством.

Двадцать долларов в месяц. Стелле на фабрике платят шестнадцать в неделю. Стелла задумалась над разностью сумм, а еще над тем, почему Тине известны размеры платы, а ей – нет, и почему Тина этой информацией не поделилась. Она отродясь ничего от Стеллы не утаивала. Вот как замужество меняет женщину!

– Закругляйся, Стелла. Опоздаем! – повторила Тина.

Стеллины щеки горели. Возможно, лишь потому, что она давно уже надела пальто, а вовсе не от возмущения Тиной.

По дороге на фабрику «Сайлекс» Тина спросила:

– А на что это ты копишь?

Запираться бесполезно, подумала Стелла. Сестра наверняка сумела сопоставить вопрос о ренте и мелочь в розовом носке. И Стелла озвучила свой план, сразу ощутив, что, облеченный в слова, он сделался еще более преступным.

– Я хочу отсюда уйти.

Вопреки ожиданиям, Тина не поняла: лицо ее вытянулось вопросительно, и Стелла пояснила:

– В смысле, хочу поселиться где-нибудь в другом месте. Без папы и мамы.

– С Кармело, да?

Тинины глаза чуть из орбит не выскочили, сверкающие белки стали видны вокруг всего диаметра темно-кофейной радужки.

– Стелла! – восторженно пискнула Тина.