Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны

Ради последней мессы в Иеволи сестры Фортуна вымыли волосы и даже ополоснули их водой с лимонным соком. И надели свои праздничные наряды. Родная деревня должна запомнить их в лучшем виде, решила Стелла. Солнце в тот день так и пекло, Стелла взмокла в черном шерстяном лифе, пока дошла до церкви. Пот струился по Стеллиным бокам, когда она вместе с родными встала на колени в последнем ряду, где испокон было место семьи Маскаро. Стелла заранее подложила под мышки листья базилика, но все равно платье перед укладкой в чемодан пришлось стирать. У нее даже мысли не мелькнуло, что в Америке pacchiana не понадобится, что одежда американок, как нарядная, так и повседневная, не имеет ничего общего с великолепным национальным костюмом, который стоил Стелле столько труда и доставил столько радости. Напрасно отец Джакомо распинался, толковал, в силу своего разумения, Священное Писание – Стелла не могла сосредоточиться на гомилии. Она молилась на изваяние Божией Матери – Радости Всех Скорбящих: «Оборони, Мадонна, корабль, на котором мы поплывем в Америку, от бурь, от ветров, от болезней; дай ему уцелеть, пересечь океан».

Назавтра, в понедельник, Стелла, Четтина и Ассунта, прихватив Луиджи, в последний раз отправились стирать белье. Используя гладкий камень вместо стиральной доски, Стелла думала о мире, в котором обосновался ее отец. Говорят, в Америке вода сама собою течет в дома; наверное, это как иметь собственный фонтан в кухне. Что ж, значит, очень скоро не придется подниматься в гору с полным ведром на голове, не придется портить руки, отскребая грязь о камень, окатываемый ледяными струями. Тем лучше; уж по этому занятию Стелла точно не соскучится. Девушка не догадывалась, до какой степени заблуждается; не представляла, насколько будет ей недоставать студеной, сладкой на вкус водицы горного ручья, поступающей на главную площадь Иеволи; ведать не ведала, что основной ее работой скоро станет стирка, что молодость, зрелость и преклонные годы она проведет, отмывая чужое белье.

Накануне отъезда, 15 мая, Стелла выскользнула из дому. В тот день даже Четтина стала бы лишней. Стеллин путь лежал в каштановую рощу дона Манчузо. Деревья пенились бело-розовыми цветами, полнились пчелиным гулом, трепетали на ветру лопастями пятипалых листьев, словно отмахиваясь от фруктовых мух. Стелла не встретила ни души – кого понесет в рощу подсматривать, как каштаны делают свое майское дело? Ясно, что никого. Стелла отыскала дерево, под которым ее постигла первая менструация; то есть Стелла почти не сомневалась, что дерево – то самое. Девушка погладила ствол. На ощупь он был совсем шерстяной.

Никогда больше она не сотрет каштановой кожурой подушечки пальцев, никогда не загонит себе под ноготь изогнутый шип зеленого «ежика». Для нее поденщина закончилась. Интересно, где американцы берут каштаны? Точно не дон Манчузо им поставляет! Стелла уселась в тени, чтобы напитаться гудением пчел, медовым ароматом, теплым ветром.

Возвращалась Стелла уже на закате. Свою дверь миновала – пошла дальше, до конца виа Фонтана, рядами оштукатуренных домов. Булыжная мостовая кончилась. Никем не замеченная, девушка свернула на немощеную улицу. То была дорога к кладбищу.

Несколько лет Стелла не появлялась на кладбище. В раннем детстве, она помнила, мать брала ее с собой, при ней убирала могилку Стеллы Первой. Теперь мать молится дома, у импровизированного алтаря с фотографией большеглазой малышки. А вот ходит ли она на кладбище, неизвестно.

Буйствовали бугенвиллеи. Прицветники малинового оттенка с сухим шорохом трепетали на кладбищенской стене. Букеты на могилах ясно показывали, по ком из умерших сильнее тоскует родня. Стараясь не коситься направо-налево, Стелла миновала центральную аллею и замерла перед поворотом. Боковая аллейка тонула в сырых сумерках. От вибрации, производимой Стеллиными шагами, метнулась прочь ящерица, которая вздумала погреться в последнем пятне солнечного света. Девушку не отпускало ощущение, что среди могил она не одна.

Вот оно, ее имя на мраморном надгробии – самой дорогой покупке юной Ассунты. Никаких цветов. Может, Стелле Первой одиноко, неуютно; может, она чувствует себя покинутой? Правда, святой отец утверждает, что все почившие пребывают с Господом на Небесах, а значит, никак не могут быть покинутыми. Да только непохоже, чтобы иеволийцы верили своему падре, – иначе зачем бы им цветы сюда носить?

– Маристелла! – произнесла девушка вслух. Голос прозвучал сдавленно. Что за нелепость – своим именем звать другого человека! Стелла сглотнула и повторила: – Маристелла!

Слышит ли ее сестра?

По обнаженным Стеллиным рукам побежали мурашки, но девушка успела себя накрутить и не сочла гусиную кожу знаком присутствия покойной сестры.

– Я хотела тебе сказать… – Стелла осеклась. Разве она хотела? Вот уж нет! – Я подумала, тебе надо знать – мы уезжаем. Насовсем.

Ветер усилился – или это у Стеллы зашумело в ушах. Что теперь нужно сделать? Наверно, провести рукой по выщербленным буквам на надгробии. Так Стелла и поступила.