Семь крестов

Орденская держава всегда нуждалась в настоящих мастерах. Такие умельцы объединялись по роду деятельности в цеха, которых еще при жизни дядьки насчитывалось тридцать пять. Самыми крупными были строительные: каменотесов, плотников, кузнецов. Существовали также объединения ювелиров, стекольщиков, мясников, пивоваров и даже мейстерзингеров[121]. Львиная доля мастеровых гильдий расположилась как раз в Лёбенихте. Сильные цеховики, например сукновальщики, собирали под одной крышей до сотни работяг. Мотальщики, прядильщики, чесальщики, валяльщики – все трудились на благо купца или города, если такое производство было государственным.

Улицы Лёбенихта носили названия соответственно различным профессиям: Скорняжная линия, Кузнечный проход, Мучной ряд, Прядильный переулок и так далее. Хозяева лавок жили на вторых этажах, на первых находились мастерские. По вывескам сразу можно было догадаться о принадлежности уголка. Те, кому было недостаточно просто флажка или выложенного на витрине товара, ставили продукцию прямо на улице под навесами от снега и дождя.

Цирюльники, к примеру, выставляли всем на обозрение банки с кровью, напоминая, что не следует пренебрегать профилактическими кровопусканиями несколько раз в году. В трудолюбивом городке изготавливалось множество всякой всячины – сбруя, котлы, жилеты, хлеб и даже мебель. Крупные кузни, где ковалось огромное количество оружия и брони, кожевенные фабрики и скотобойни размещались у водоемов на случай пожара.

Сделав несколько шагов по Лёбенихту, Пес вдохнул полной грудью. По-настоящему зимний снег, наконец, накрыл город пушистым белым покрывалом. Повсюду виднелись следы людей, животных и колес. Большинство таверн уже закрылись. Редкие огоньки теплились в окошках домов. Отдаленно слышался вой собак и ржание лошадей. Из коротких труб валил густой серый дым. Гектор оказался на опустевшей рыночной площади.

Среди каменных торговых рядов контрольные городские весы, вечно занятые работой днем, в ночное время спокойно отдыхали в ожидании рассвета. Чуть поодаль находилась ратуша, где на высокой колокольне, притопывая и согревая руки дыханием, ежился от холода сонный сторож. Третий вечерний звон[122] был уже исполнен. Еще два заспанных стражника, переминаясь с ноги на ногу, охраняли вход в магистрат.

Гектор давно уже подметил, что луна, а не солнце, стала его одиноким спутником. Таинственный и загадочный, разрезанный черными облаками на несколько частей, пепельный лоскут с недоступной высоты наблюдал за пруссом. Что бы она сказала ему, если б могла говорить?

Вдруг Пса вновь кольнуло какое-то странное предчувствие, что-то необычное заставило его изменить маршрут, и он, вместо того чтобы идти дальше в крепость, повернул налево. С каждым пройденным шагом покалывание усиливалось: так обычно бывает, когда с нетерпением ждешь чего-нибудь важного.

Из-за черепичных крыш показался острый шпиль кирхи Святой Барбары, места, где крестили и отпевали сотни горожан. Молчаливая обитель свадеб и похорон, жизни и смерти. Подле нее, обнесенное камнями и окутанное вечерней тишиной, скромно ютилось старинное кладбище. Его хозяйки – две старые-престарые липы – низко склонились под тяжестью выпавшего снега, будто оплакивая ушедших. Только неприветливые вороны, облюбовавшие голые ветки, недовольно блестели черными бусинками-глазами.

Почти все могилы, тайники многих знаний, были придавлены плитами с одной единственной надписью, кроме даты и имени: «покойся с миром». На видном месте показалась заснеженная насыпь. Здесь некогда захоронили бродячего проповедника, убитого шайкой дерзких разбойников – их бездыханные тела горожане вскоре выбросили в овраг около острова Ломзе. Многие верили, что на могиле святого человека происходят чудеса исцеления, и к ней приезжали даже за десятки миль.

Погост в действительности был маленьким, поэтому ямы, бывало, раскапывали и хоронили в них других умерших. В одном известном захоронении находилось не менее четверых усопших. Могильные камни в виде распятия могли себе позволить немногие: в основном церковь и богачи. Священников погребали под изображением чаши, а дворян – под их собственными гербами. Точно так же дядя и Гектор заказывали крест для своей семьи, преданной земле у альтштадтской кирхи Святого Николая.

Для детей на кладбище отвели специальный закуток. Вот уж где в могилках нашел вечный покой не один десяток маленьких жителей: каждый десятый умирал в первый месяц жизни, а треть не доживала до пятилетнего возраста. К сожалению, многие матери тоже уходили прямо на руках повитух. Но, как ни странно, на стародавнем кладбище не ощущалась печаль и не пугал запах смерти. Наоборот, прусс ненадолго даже обрел умиротворенность от безмятежной тишины.

– Гектор! Стой, не оборачивайся. – С Пса моментально слетело легкое оцепенение, на миг сковавшее его. – Прошу тебя, не оборачивайся!

– Дядя? – Племяннику стоило неимоверных усилий не повернуться и не наброситься с объятиями на родного человека, исчезнувшего непонятно куда почти два года назад. – Но почему? Что случилось, где ты был?