Семь лет за колючей проволокой

Доведя его до «полной кондиции», я вновь попытался вернуться к волнующей меня теме:

— А мне кажется, Вадик, — так Полковник сам попросил называть его, — вы просто сами не знаете, что в этих гробах. — Я откровенно попытался задеть его самолюбие, и, судя по всему, это сыграло свою роль.

— Я не знаю?! — с обидой воскликнул Полковник и поманил к себе пальцем, потом вновь наклонился к моемууху и едва слышно прошептал: — Думал, вы догадались… контрабанда там… Понимаете? Только никому! — Он снова приставил палец к губам.

— Даю слово!

Слово своё я действительно сдержал и никому не рассказывал о случайном признании Полковника до тех пор, пока об этом не заговорили другие…

Услышанное настолько меня шокировало, что долгое время не мог прийти в себя. До какого же грязного цинизма нужно опуститься, чтобы не погнушаться использовать последнее убежище мёртвых! Это же настоящее подлое предательство!

Как Бог допустил такое?

От полного бессилия хотелось завыть во весь голос!..

Я находился на грани отчаяния и нервного срыва. Три дня просто беспробудно пил, стараясь забыться. Но в какой-то миг просветления посетила простая мысль:

«А ведь ты, Режиссёр, выбрал самый лёгкий путь, чтобы уйти от проблем! Легче всего зарыться в тину, рыдать в одиночку и ничего не делать!»

Да, конечно, своим друзьям я уже ничем не могу помочь, но должна же остаться память о них! А это я могу! Как? Например, написать сценарий или снять о них фильм, но это путь долгий: где достать столько денег? Написать о них большую статью и опубликовать в центральной газете, но журналистский материал, даже самый интересный и острый, не помнят долго. Почему бы не написать в память о них книгу?

Эта простая мысль настолько засела в голове, что более уже не отпускала. Начал собирать материал, начал встречаться с участниками афганских событий. И чем глубже вникал во всё это, чем больше узнавал; чем больше встречался с первыми, увеченными от тяжёлых ранений солдатами, вернувшимися из Афганистана, тем острее понимал, как мне не хватает своих собственных впечатлений.

Я отношусь к тем творческим натурам, которые, если пишут о реальных событиях, обязательно должны увидеть эти события собственными глазами, как говорится, почувствовать запах происходящего. Во что бы то ни стало мне нужно было если и не повоевать в Афганистане, то побывать там хотя бы в качестве журналиста.

Трудно представить, скольких усилий мне это стоило, во скольких кабинетах пришлось пообтирать стены, но моя упрямая настырность в конце концов принесла свои плоды…

И через несколько месяцев благодаря знакомым Михаила Петровича и знакомым моих знакомых, а также моим откровенным намёкам на личное знакомство с самим Андроповым…

К тому времени мне действительно удалось добиться его аудиенции на предмет публикации моего журналистского расследования по поводу вывоза тела Ленина из Мавзолея во время Отечественной войны.

Опубликовать эти исследования он не позволил, заметив: «Несвоевременно!»

Однако очень тепло отозвался о моём творчестве, а главное, после выхода из дверей его кабинета меня не арестовали, более того, не последовало никаких отрицательных реакций с его стороны, а это уже очень много значило для выводов в то время…

И мне удалось заинтересовать одного полковника КГБ, который после более чем часового разговора со мной согласился помочь мне попасть в Афганистан. Однако он поставил одно обязательное условие: в Афганистан я отправлюсь не под своей фамилией. Боясь, как бы Полковник не передумал, я принял его предложение.

Несколько дней ушло на оформление необходимых документов и пропусков, вскоре Полковник вызывает меня к себе и вручает не только полный пакет документов, но и очень важное и «грозное» предписание, подписанное одним из Заместителей Министра обороны:

«…оказывать всяческое содействие независимому корреспонденту Ивану Петровичу Сидорову…»

Срок командировочного удостоверения истекал ровно через шесть месяцев…

А через пару дней я уже находился на борту самолёта военно-транспортной авиации, летевшего в Афганистан. Сначала Кабул, потом Урузган, а затем на бронетранспортёре меня привезли в часть, дислоцированную в нескольких десятках километров от Урузгана.

Меня встретил усталый седой Полковник с обветренным, загоревшим лицом — Замполит части.

Внимательно исследовав мои документы, с усмешкой заметил:

— Сидоров, значит?

— Да, Иван Петрович, — не моргнув глазом, ответил я ему.

Замполит был явно не в восторге от моего приезда: кому нужна обуза, тем более во время войны?

Откровенно недовольно насупившись, Замполит сказал:

— Вот что, Иван Петрович, хотите добрый совет?

— Хочу! — с вызовом встрепенулся я, примерно догадываясь, что сейчас услышу.

— Через пять часов самолёт, на котором вы прибыли, загрузится и отправится назад, набросайте мне список вопросов, на которые вам бы хотелось получить ответ, можете нисколько не стесняться и задавать любые вопросы, и я вам клятвенно обещаю с первой же оказией прислать вам ответы. И вам не опасно, и нам меньше хлопот… — Для пущей убедительности он старался быть вежливым и приветливым.