Семь ночей в постели повесы

Джозеф судорожно вздохнул. Он не мог поверить, что она это делает. Кожа его была такой горячей, что, наверное, уже начала дымиться. Он с трудом удержался, чтобы не дернуться вверх. Не хотелось напугать Сидони, тем самым заставив отстраниться. Не сейчас, когда она обещала отправить его в рай.

Ему необходимо было зарыться руками в гриву ее волос, но лишь попытавшись опустить руки, он вспомнил, что связан. Ощущение ее мягкого, влажного рта на нем прогнало все остальное из его сознания.

Язык коротко лизнул его, после чего Сидони подняла голову и воззрилась на него с вопросом в глазах. Он не имел права просить ее продолжать. Сделать… больше. И все же мольба дрожала на его губах, и лишь с величайшим трудом он проглотил слова.

А потом – о чудо! – хватка ее стала крепче. И она вновь взяла его в рот. Нерешительно пососала. Он выгнулся, натянув веревки на лодыжках, и испустил сдавленное проклятье.

Испуганно охнув, она отстранилась.

«Боже правый, Сидони, не останавливайся! Только не сейчас».

– Тебе не нравится? – спросила она дрожащим голосом.

Он силился прогнать туман из головы. От ее экспериментов все кружилось и вертелось у него перед глазами, как будто она швырнула его в пропасть с вершины скалы.

– Нравится, нравится, – прорычал Джозеф.

Щеки ее пламенели, а губы были влажными и яркими. Ему больше жизни хотелось ощутить ее рот на себе. Встревоженная морщинка залегла у Сидони между бровей.

– По тебе этого не скажешь. Я делаю все правильно?

– Тебе необязательно это делать. – Он не мог поверить, что сказал это. Откуда, черт побери, взялся этот проклятый рыцарь в сияющих доспехах?

– Но я хочу. – Она облизала губы, словно смаковала его вкус.

Плоть его напряглась так, что готова была вот-вот взорваться. Он смотрел на нее, тщетно пытаясь отыскать какой-нибудь намек на отвращение или колебание.

– Бог мой, Сидони, тебе даже думать об этом не следовало.

К его удивлению, губы ее дернулись:

– У меня живое воображение.

Мозг его работал, несмотря на окутывающую его пелену желания. Ну и дурак же он. Это не какая-нибудь бесхарактерная мисс. Это же бесстыдная дерзкая девица, которая привязала его к кровати. Это прекрасная, храбрая женщина, которая ни разу не отшатнулась от его безобразного лица.

– Господи, Сидони, ты и вправду хочешь этого?

– Да.

Он сердито зыркнул на путы.

– Развяжи меня, и я покажу тебе, что делать.

– Не порть мне удовольствие. Я предпочитаю узнавать все сама.

– Я могу этого и не пережить.

– Большой, храбрый Джозеф Меррик?

– Я всего лишь плоть и кровь.

Ее улыбка сделалась завлекающей.

– О да!

Все, что он собирался ответить, улетучилось в опаляющей вспышке, когда она сжала руку и стала водить ею вверх-вниз. Каждый мускул его тела натянулся до предела. Капля жемчужной жидкости выступила на кончике. Он стиснул зубы и приказал себе: он не выплеснется ей в руку.

Какое-то странное выражение промелькнуло на лице Сидони.

«Пожалуйста, только не отвращение».

Но не успел Джозеф взмолиться или запротестовать, она наклонилась и медленно слизнула свидетельство его возбуждения. Трение ее языка заставило его стиснуть руки. Еще немного – и он разорвет эти проклятые веревки. Тогда, по крайней мере, он освободится и покажет ей…

Сидони подняла голову. Сердце его гулко застучало о ребра, когда она отчетливо сглотнула. Он сделал судорожный вдох. Она держала его в такой лихорадке, что он все время забывал дышать. Джозеф понимал, что этого никогда не случится, не с такой женщиной, как Сидони, но перспектива наполнить ее рот своим семенем и наблюдать, как она глотает, сводила его с ума от острого желания. Время замедлилось. Сквозь прищуренные веки он смотрел, как она опустила голову.

Если она остановится, то убьет его. А она, конечно же, остановится.

Он заглушил долгий стон, когда она взяла его глубже. Перед глазами потемнело.

От ее робости не осталось и следа. Вместо нее было горячее, влажное посасывание. Даже в самых диких своих мечтах не мог он представить, что она делает это. По своей воле. Она была немножко неуклюжей, но странным образом эта ее неискушенность лишь усиливала наслаждение. И тронула сердце, как ни проклинал он себя за такую мягкотелость.

Она двигала головой вверх-вниз до тех пор, пока не взяла его почти полностью. Он снова застонал и дернул тазом.

– Сидони, bella…

Она усилила нажим, и он крепко зажмурился, силясь сдержаться. Дьявол побери эти веревки! Джозеф не мог опрокинуть ее на спину и вонзиться так, как ему безумно хочется. Впрочем, вряд ли он протянет дольше нескольких секунд.

– Сидони, остановись, – просипел он.

Она медленно подняла голову, сводя его с ума этим мучительно-сладостным скольжением губ по его плоти.

– Но я хочу продолжать. – Голос ее был низким и хриплым, как никогда. Женщина, которая облизывала губы, смакуя его вкус, знала, что он целиком и полностью в ее власти.

Разумеется, так оно и было.

– А я хочу быть в тебе. – Жалкие остатки того мужчины, каким он был когда-то, поморщились, услышав, как он умоляет: – Развяжи меня.