Семь ночей в постели повесы

Сидони осторожно опустила руки. Сжав кулаки, Джозеф стоял, тяжело дыша, над распростертым Уильямом.

– Джозеф… – просипела она, и от облегчения голова закружилась сильнее, чем от ударов Уильяма. В приливе надежды Сидони попыталась подняться, но руки и ноги не слушались ее.

– Вставай же, мерзавец, чтобы я мог еще раз врезать тебе, – прошипел Джозеф сквозь зубы Уильяму. Его угловатое лицо было маской отвращения и ярости.

Тряхнув головой, чтобы прояснить сознание после мощного, судя по всему, удара, Уильям кое-как сел. Держась одной лопатообразной рукой за челюсть, он вперил в Джозефа взгляд, полный такой убийственной ненависти, что Сидони поежилась.

– Пошел вон из моего дома, паршивый ублюдок!

– Джозеф, что ты здесь делаешь? – спросила Сидони.

Не отрывая взгляда от кузена, Джозеф шагнул назад и протянул ей руку.

– Ты цела?

– Да… да.

Рука его была сильной, теплой и укрепила ее слабеющую силу духа. Когда она поднялась, голова опять закружилась, и Сидони прильнула к Джозефу, пока не обрела равновесие.

– Какого дьявола это значит? – Взбешенный Уильям вскочил на ноги. Сидони съежилась от страха и прижалась к Джозефу. – Ты называешь этого негодяя по имени? Ты что, задирала юбки для этой кучи дерьма, маленькая шлюшка?

– Захлопни свой поганый рот. – Джозеф рывком отделился от Сидони и прыгнул к Уильяму.

Тот ринулся вперед и отбросил Джозефа на полки. Они повалились с оглушающим грохотом, сбросив оставшиеся игрушки. У Сидони от ужаса свело живот.

– Ты, проклятый ублюдок, как ты посмел явиться в мой дом?! – прохрипел Уильям, отводя кулак, чтобы ударить Джозефа в челюсть. Превозмогая боль, Джозеф со стоном выпрямился и отпихнул кузена. Когда Уильям покачнулся, кулак Джозефа влетел ему в подбородок с такой силой, что голова откинулась назад.

Уильям пошатнулся, но нанес жестокий удар Джозефу в живот, отчего Джозеф сложился пополам, хватая ртом воздух. Воспользовавшись этим, Уильям шагнул ближе и ударил ему кулаком в почки. Охнув от боли, Джозеф обмяк. С оборвавшимся сердцем Сидони ждала, что Уильям нанесет смертельный удар. Но Джозеф невероятным образом собрался с силами и врезал Уильяму. Кровь хлынула у того из носа, забрызгав все вокруг.

Сидони отскочила в сторону, бросив взгляд на Роберту, съежившуюся под окном. Она поймала себя на том, что, как молитву, повторяет снова и снова: «Только бы Джозеф победил. Только бы Джозеф победил».

Казалось, целую вечность двое здоровых мужчин боролись друг с другом, спотыкаясь и уклоняясь от ударов, время от времени впечатывая кулаки в уязвимую плоть. В этом поединке не было ни мастерства, ни цивилизованности. Он больше походил на смертельную схватку двух диких зверей.

Сидони проглотила отвращение и взглянула на Роберту, которая наблюдала за яростной дракой округлившимися, испуганными глазами. Пока что ей ничто не угрожало. Сидони отвела глаза, лихорадочно ища какое-нибудь орудие на тот случай, если, не дай бог, Уильям одержит верх, и выхватила из сумки две кегли. А когда выпрямилась, держа во вспотевших ладонях деревянные булавы, увидела, что Джозеф разорвал железную хватку Уильяма и наконец начал теснить кузена.

От тошнотворного звука кулака, врезавшегося в тело, Сидони сделалось нехорошо. Лютая ненависть на лицах обоих мужчин обещала смертоубийство. Она не хотела смотреть, но не могла перевести глаза.

Уильям был массивным и сильным как медведь, но Джозеф – моложе и здоровее. Сидони впервые за это время вздохнула полной грудью, когда заметила, что зять начал уставать. Удары его сделались не такими быстрыми и часто не попадали в цель. Сидони еще раз судорожно втянула воздух и крепче сжала в руках кегли. Она готова была напасть на Уильяма, но боялась, что тем самым отвлечет Джозефа и сделает только хуже.

Дюйм за дюймом Уильям отступал под градом ударов. Его защита становилась все менее эффективной, глаза остекленели. Он валился на пол, ударялся о стены и полки, опьяненный ненавистью и болью. Лицо Джозефа ожесточилось до неузнаваемости, превратившись в холодную, бесстрастную маску, когда он избивал своего кузена до кровавого месива, и это пугало Сидони куда сильнее, что простая ярость.

Уильям повалился в угол под натиском своего противника. Джозеф заехал резким апперкотом Уильяму в подбородок, и тот рухнул бесформенной кучей на сотрясшийся пол. Джозеф шагнул вперед и встал над поверженным врагом, тяжело дыша. По виску у него текла струйка крови, а на скуле расплывался синяк.

– Вставай, – прохрипел он. – Вставай, скотина, чтобы я мог закончить работу.

Со всхлипом Сидони уронила кегли, бросилась к Джозефу и схватила его разбитую руку, которая непроизвольно сжималась и разжималась. Мускулы его были твердыми как камень, и весь он сотрясался от ярости, которая столько лет бурлила в нем.

– Джозеф, не надо, – взмолилась она.

Джозеф даже не взглянул на нее. Он не отрывал глаз от Уильяма, который нетвердо оперся о полки позади него. Один глаз у него заплыл, на лице запеклась кровь.

– Я хочу убить гада.