Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

   — А разве в твоей стране холодной не поклоняются изображениям богов?

   — Да, поклоняются, это изображение называется «иконой»...

   — И оно для вас бог?

   — Нет, нет, всего лишь изображение...

   — Но вы молитесь перед ним?

   — Да... Но это нужно, чтобы сделалось молитвенное такое сосредоточение, чтобы думать о Боге небесном...

   — Ты думаешь, и мы не знаем, что изваяние каменное — не есть бог?

   — Стало быть, и для вас изваяние, как для меня была бы икона!

   — Все делается для молитвенного сосредоточения, для усиливания духа в стремлении к божеству!..

* * *

Офонас купил в деревенской лавке лёгкое покрывало и циновку. Идти ещё очень далеко, и не все же ночи проводить на придорожных камнях или на голой земле...

Одиннадцатый день лунного месяца — любимый день Вишну. В этот день положено поститься. Многие вокруг Офонаса не брали в рот ни крошки хлеба, ни капли воды. Офонас, захваченный общим настроением, также не ел и не пил. Но ему отчего-то чудилось, будто он постится постом христианским. Странное состояние овладевало его душой: хотелось вершить ревностно все положенные обряды индеянские, и в то же время душа всё более переполнялась тоской о молении русском православном, о церковном стоянии, о киоте домовом с иконами...

Загремели раковины, затрубили. Знак для остановки, для еды и краткого отдыха. Офонас хватает за руку одного из своих спутников, Намдева. Сегодня уже разрешена еда. Едят кхичри, пьют воду.

Солнце жжёт нещадно. Дорога пошла вверх. Прежде не доводилось Офонасу идти так долго. Лицо в поту, ноги тяжелеют. Вдруг раздаётся женский звонкий вопль с провизгом:

   — Парвати!

Многие голоса подхватили, повторили:

   — Парвати!

   — Парвати!

   — Парвати!..

Офонас также кричит невольно и во всё горло:

   — Парвати! Парвати!

Кричит вместе со всеми, кричит, кричит, кричит...

Вот ему и полегчало, пот присох на лбу. А кто-то падает без памяти, и оттаскивают беднягу на обочину, поливают водой.

   — Жара лучше, чем дождь, — произносит близко от Офонаса тихий голос женщины, — в дождь дорога скользкая...

Снова остановка. Все поют песнопение, стучат в медные блюдца, приплясывают. Затем женщины устраиваются на ночлег поодаль от мужчин. Чья очередь готовить кхичри? Намдева? Джая? Чангдева? Офонас помогает Джаю. Дождь накрапывает. Все укладываются спать под открытым небом. Редкие капли дождя падают на лицо, редкие звёзды глядят из облаков ночных. Болят усталые ноги. Тысячи людей спят в долине, и Офонас среди них.

* * *

Дорога повела людей дальше.

Спутники Офонаса приободряют его:

   — Веселее, друг, веселее! Во рту — имя бога, в руках — бубенцы звенящие, в ногах — пляска! Веселее, друг, веселее!..

Хлопают в ладоши, гремят медными блюдцами, выкрикивают-выпевают:

   — Рама Кришна Хари! Рама Кришна Хари!

Офонас кричит вместе со всеми, а ноги сами двигаются в танце. И нисходит на людей «ананд» — благодать.

В эти дни говорят Офонасу многие слова, но это не слова рассказов длинных, а слова пояснений.

   — Надобно освободиться от «мокши», от цепочки всё новых и новых рождений-перерождений. А паломничество нужно для того, чтобы достигнуть «ананда»...

Всё путается в уме, в памяти Офонаса. Что-то говорят ему, и он тотчас забывает. Пытается повторить в уме, и выходит уже другое, иное, другие слова...

У многих паломников ноги стёрты в кровь, других слабит от плохой воды. По утрам положено совершать омовение. А воды мало. Женщины моются у колодца, прикрываясь одеждой, подхватывают край ткани зубами, подсовывают сухое платье под мокрое и переодеваются. Мужчинам проще. Офонас давно уже не стыдится оголённой груди. Это на Руси грех мужику показывать голую свою грудь. И давно уже Офонас принудил, заставил себя не печалиться об утрате нательного креста. Давно, давно потерял нательный крест... А на обед — «чапати» — толстые пшеничные лепёшки, да рис варёный с бобовой горячей приправой...

С самого раннего утра — новый путь. Остановились на берегу мутной речки. Вода свежая, охряного цвета. А речка мелкая. Тут же, в мелкой тёмной воде, стадо буйволиц спасается от мух. Все люди входят в воду. И Офонас — со всеми.

Трубят в раковину. Пора идти вновь. Раздаётся голос запевалы, и все подхватывают песнопение.

Впереди — храм Кхандобы. Кхандоба — воплощение Шивы, Шива-целитель, Шива — покровитель домашнего скота... Храм на горе. Спутники Офонаса поднимаются, и он — следом. Какой-то человек, исхудалый, измученный, ложится ничком, встаёт, делает несколько шагов и снова ложится. Так он будет идти всю дорогу. Чего он просит у божеств? Никто из паломников не знает и не расспрашивает. Ночуют Офонас и спутники Офонаса в храмовой галерее.

* * *

Толки, россказни. Кого-то обокрали.

   — Это «гауше», это «гауше» — воры!

   — «Гауше» тащат всё, что попадает им под руку; готовы обокрасть самых бедных паломников!..

Офонасу рассказывают: