Семь столпов мудрости

Мы выступили за час до полудня. Насир вел нас на Газале — скаковой верблюдице с огромными ребрами, похожей на античный корабль; она высилась на добрый фут над остальными нашими животными, и в то же время была прекрасно сложена, со страусиной поступью — поэтичное животное, благороднейшее и самое воспитанное из ховейтатских верблюдов, принадлежащая к девяти знаменитым верблюдицам. Ауда был близ него, и я двигался между их ними на Нааме, «страусихе», верховой верблюдице — моем последнем приобретении. Со мной ехали мои аджейли вместе с неуклюжим Мохаммедом. Компанию ему составлял Ахмед, еще один крестьянин, который шесть лет прожил вместе с ховейтат за счет своих мускулов и ума, сведущий, на все готовый головорез.

Шестьдесят футов в гору — и мы выбрались из Сирхана на первую террасу Ард эль Суван, местность из черного кремня на мергельном известняке; не очень плотная, но достаточно твердая дорога, которую веками проходившие верблюды втоптали в поверхность на дюйм или два. Нашей целью был Баир, историческая группа колодцев и развалин Гассанидов[81] в пустыне на тридцать-сорок миль к востоку от Хиджазской железной дороги. Она лежала на шестьдесят миль впереди, и там предстояло остаться на несколько дней, пока наши разведчики не достанут муки из горных деревень над Мертвым морем. Наша пища из Веджха почти закончилась (только у Насира оставалось немного его драгоценного риса для торжественных случаев), и мы не могли уверенно предсказать дату нашего прибытия в Акабу.

Силы нашего отряда теперь составляли более пятисот человек, и зрелище этой веселой толпы крепких, уверенных северян, которые бешено гонялись за газелями в пустыне, на какое-то время сняло с нас все печальные предчувствия насчет исхода нашего предприятия. Мы почувствовали, что это будет подходящая ночь для риса, и вожди абу-тайи пришли отужинать с нами. Затем, глядя на приятные красные угли костра для кофе, в прохладе этой высокогорной местности, мы сели на ковры, обсуждая то один, то другой отдаленный предмет.

Насир перекатился на спину с моим биноклем и начал изучать звезды, вслух называя то одно, то другое созвездие, восклицая от удивления, когда обнаруживал маленькие звездочки, не заметные невооруженному глазу. Ауда вовлек нас в разговор о телескопах — больших телескопах, и о том, что люди за триста лет ушли так далеко, что построили бинокли размером с палатку, через которые видят тысячи неизвестных звезд. «А звезды — что это?» Мы соскользнули на беседу о солнцах позади солнц, о величинах и расстояниях превыше человеческого разума. «Что теперь станет с этим знанием?» — спросил Мохаммед. «Мы примемся за дело, много ученых и несколько умных людей вместе сделают стекла мощнее наших настолько, насколько наши мощнее галилеевских, и еще сотни астрономов узнают и сочтут еще больше тысяч звезд, невидимых сейчас, нанесут их на карту и дадут каждой имя. Когда мы увидим их все, не будет более ночи на небесах».

«Почему люди Запада всегда хотят получить все? — не без вызова спросил Ауда. — За нашими несколькими звездами мы видим Бога, которого нет за вашими миллионами». «Мы хотим дойти до края мира, Ауда». «Но там владения Бога», — возразил Заал почти сердито. Мохаммед не отступал от предмета. «Есть люди в тех больших мирах?» — спросил он. «Бог знает». «А есть в каждом из них Пророк, рай и ад?» Ауда набросился на него. «Друзья, мы знаем наши окрестности, наших верблюдов, наших женщин. Изобилие и слава принадлежат Богу. Если высшая мудрость в том, чтобы считать звезду за звездой, мне приятна наша глупость». И затем он заговорил о деньгах и отвлек их мысли, пока они все не подняли шум. Затем он шепнул мне, что я должен достать ему достойный подарок от Фейсала, когда он одержит победу над Акабой.

Мы выступили на рассвете, и через час были на вершине Вагфа, у водораздела, и поехали вниз по его дальней стороне. Хребет был всего лишь меловым берегом с кремнистой вершиной, в пару сотен футов высотой. Мы были во впадине между Снайнират на юге и тремя белыми вершинами Тляйтукват на севере, группы конических гор, которые сияли, как снег на солнце. Скоро мы вступили в вади Баир и шли через нее часами. Весной там прошел поток воды, породив богатую растительность между кустиками. Зелень была приятной для глаза и раем для наших голодных верблюдов после долгой враждебности Сирхана.

Тогда Ауда сказал, что едет вперед в Баир, не желаю ли я отправиться с ним? Мы ехали быстро, и в два часа внезапно оказались на месте, под холмиком. Ауда спешил посетить могилу своего сына Аннада, которого подстерегли пять его двоюродных братьев клана мотальга, мстя за Абтана, их разбойника, убитого Аннадом в поединке. Ауда рассказал, как Аннад выехал к ним, один против пяти, и умер так, как подобает; но только маленький Мохаммед оставался теперь между ним и бездетностью. Он взял меня с собой, чтобы я услышал его великий плач по покойному.