Читаем Семь столпов мудрости полностью

Нам никогда не было легко держать наше передвижение в тайне, так как мы жили пропагандой среди местного населения, и те, кого мы не убедили, рассказывали о нас туркам. Наш долгий поход в вади Сирхан был известен врагу, и последний штатский олух не мог не видеть, что единственным годным для нас объектом была Акаба. Разрушение Баира (и Джефера тоже, так как нам подтвердили, что семь колодцев Джефера разрушены) показывало, что турки подготовлены уже до такой степени.

Однако глупость турецкой армии была безмерна, и это постоянно помогало нам, но и мешало тоже, так как мы не могли удержаться от презрения к ним (арабы, народ, одаренный необычайной скоростью ума, преувеличивали ее), и армия страдала, когда была неспособна сдаться врагу почетно. На данный момент из их глупости можно было извлечь пользу; и мы предприняли длительную кампанию обмана, убеждая их, что наша цель лежит ближе к Дамаску.

Они были подозрительны к давлению на эту местность, так как железная дорога из Дамаска к северу от Дераа и к югу от Аммана была линией коммуникаций не только для Хиджаза, но и для Палестины; и, если бы мы атаковали ее, то принесли бы двойной ущерб. Поэтому в долгой дороге по северу страны я ронял намеки о нашем скором прибытии в Джебель-Друз; и я был рад, что отпустил туда печально известного Несиба, без средств, но с большей шумихой. Нури Шаалан предупредил турок о нас в том же смысле; и Ньюкомб под Веджхом намеренно «потерял» официальные бумаги, среди которых был план похода (где мы выступали в качестве авангарда) из Веджха, к Джеферу и Сирхану, в Тадмор, для атаки на Дамаск и Алеппо. Турки приняли документы весьма серьезно и приковали злосчастный гарнизон в Тадморе до конца войны, к нашей выгоде.

<p>Глава L</p>

Представлялось разумным предпринять что-нибудь конкретное в том же направлении за ту неделю, которую мы должны были провести в Баире, и Ауда решил, что Заал должен поехать со мной во главе отряда, чтобы атаковать железную дорогу около Дераа. Заал лично выбрал сто десять человек, и мы ехали интенсивно, восьмичасовыми переходами с промежутками в один — два часа, днем и ночью. Для меня эта поездка была событием по тем же причинам, которые делали ее скучной для арабов, а именно — потому, что мы были обычным разбойничьим отрядом, который ехал по общепринятым путям, общепринятым порядком и строем, эффективность которого подтверждена была практикой поколений.

На второй день мы достигли железной дороги, прямо над Зергой, черкесской деревней к северу от Аммана. Жаркое солнце и быстрая езда были испытанием для наших верблюдов, и Заал решил напоить их у разрушенной римской деревни, подземные резервуары которой были наполнены последними дождями. Она лежала в пределах мили от железной дороги, и нам пришлось быть осмотрительными, так как черкесы ненавидели арабов и проявили бы враждебность, если бы увидели нас. К тому же там был военный пост из двух палаток на высоком мосту прямо над путями. Турки казались активными. Впоследствии мы слышали, что там ожидали генеральскую инспекцию.

После водопоя мы проехали еще шесть миль, и в ранних сумерках повернули к мосту Дулейль, о котором Заал доложил, что он крупный и годится для разрушения. Люди и верблюды остановились на возвышенности к востоку от железной дороги, чтобы прикрыть наше отступление, если что, пока Заал и я отправились осмотреть мост. Турки были в двухстах ярдах от него, а рядом — множество палаток и костров. Мы не могли объяснить такого скопления, пока не достигли моста и не обнаружили, что его перестраивают: весенний поток воды смыл его четыре арки, и пути были временно проложены в стороне. Одна из новых арок была завершена, у другой свод был только что завершен, а для третьей была уже готова деревянная сердцевина.

Конечно, было бесполезно тратить силы на разрушение моста в таком состоянии; так что мы тихо отошли пешком, чтобы не переполошить рабочих, ступая по разбросанным камням, которые подворачивались под наши босые ноги, требуя от нас осторожности, если мы хотели избежать растяжения связок. Один раз моя нога попала на что-то подвижное, мягкое и холодное, и я оступился; возможно, это была змея, но все обошлось. Сверкающие звезды бросали на нас неверный свет, не освещая, но скорее увеличивая прозрачность воздуха, тени от каждого камня были несколько удлиненными, и земля вся серая, поэтому идти было трудно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии