Мы решили пройти дальше на север, к Минифиру, где Заал считал землю подходящей для минирования поезда. Поезд был лучше, чем мост, ведь наша задача была политической — заставить турок думать, что наши главные силы в Азраке, в Сирхане, за пятьдесят миль к востоку. Мы вышли на ровный участок, пересеченный очень извилистым узким руслом из мелкой гальки. Через него мы легко шли, когда услышали долгий грохот. Мы прислушались, гадая, что бы это могло быть; и с севера показалась пляшущая вспышка огня, перекошенная от сильного ветра. Она, казалось, осветила нас, расширяя дымовую завесу над нашими головами, так близко были мы к рельсам; и мы прижались к земле, пока поезд мчался мимо. Было бы у меня две минуты до того, я бы взорвал его локомотив.
Затем наш путь проходил тихо до рассвета, когда мы оказались в узкой долине. У истока был резкий поворот налево, в амфитеатр скал, где гора уходила вверх разломанными ступенями к гребню, на котором стояла массивная каменная пирамида. Заал сказал, что оттуда видны рельсы, и, если это было так, место было идеальным для засады, так как верблюды могли пастись без какой бы то ни было охраны в яме, на отличном пастбище.
Я сразу же взобрался на эту пирамиду, развалины арабской сторожевой башни начала нашей эры, которые возвышались над великолепнейшим видом обильных пастбищами высокогорий за рельсами, огибавшими подножие нашего склона ленивой кривой, открытыми для глаз примерно на пять миль. Внизу слева была квадратная коробка «кофейни» и платформа, по которой мирно прохаживались несколько солдатиков. Мы лежали, по очереди сторожили и спали долгими часами, пока по твердому уклону медленно не посыпалась земля от поезда. Мы планировали спуститься к путям этой ночью, туда, где место казалось лучшим для минирования.
Однако ранним утром с севера стала приближаться черная масса. Наконец, оценив ее размер, мы решили, что это отряд около ста пятидесяти верховых, скачущих прямо к нашей горе. Это выглядело так, как будто о нас донесли; что было возможно, поскольку по всей этой местности паслись овцы племен белга, и пастухи, увидев нашу скрытность, могли принять нас за грабителей и поднять тревогу.
Наша завидная позиция напротив железной дороги была капканом, в котором нас могла захватить превосходящая подвижная сила. Поэтому мы объявили тревогу, сели в седло и проскользнули через долину там, где вошли, и через ее восточный хребет на небольшую равнину, где могли перейти на легкий галоп. Мы поспешили к низким холмикам на ее дальней стороне и были уже там, прежде чем враг мог занять позицию, с которой увидел бы нас.
Там местность лучше подходила для нашей тактики, и мы ждали их; но они были, по меньшей мере, неправильно информированы, так как проехали мимо нашего старого убежища и быстро двинулись к югу, оставив нас в недоумении. Среди них не было арабов — все солдаты, и у нас не было опасности быть пойманными, но снова нам показалось, что турки встревожены. Это отвечало моим желаниям, и я был рад, но Заал, на котором лежала военная ответственность, был обеспокоен. Он держал совет с теми, кто знал местность, и, в конечном счете, мы снова сели в седло и поскакали к другому холму, севернее нашего прежнего, но подходившему нам. В частности, там не было бы сложностей с племенами.
Это был тот самый Минифир; заросший травой холм с круглой вершиной и двумя уступами. Высокий перешеек между ними обеспечивал нам с восточной стороны широкий путь, идеально закрытый с севера, юга и запада, что позволяло безопасно выступить в пустыню. Вершина перешейка была похожа на чашу, и на собранных в ней осадках и плодородной почве было обильное пастбище, но верблюды, отпущенные на волю, требовали постоянного внимания, так как если бы они забрели на двести шагов вперед, их можно было бы увидеть с железной дороги, за четыреста ярдов от западной стороны нашего холма.
С каждой стороны уступы выходили вперед шпорами, и рельсы пересекали их мелкими отрезками. Выкопанная земля была отброшена в качестве насыпи; через центр высокий кульверт обеспечивал увлажнение небольшого зигзагообразного оврага с перешейка, сходившего в большую поперечную долину.
К северу пути уходили в сторону, круто в горы, до широкой равнины южного Хаурана, растянутого, как серое небо, и испещренного маленькими темными тучками — мертвыми городами византийской Сирии, выстроенными из базальта. К югу была пирамида, с которой мы могли просматривать долину не меньше, чем на шесть миль.
Высокогорье перед нами на западе, Белга, было усыпано черными палатками летних селений крестьян. Они могли видеть и нас в нашей чаше, так что мы послали им весть, кто мы такие. После этого они молчали, пока мы не ушли, а затем с пылким красноречием доказывали, что мы скрылись на восток, к Азраку. Когда наши посланники вернулись, у нас был хлеб — роскошь, поскольку вода Баира, обходившаяся слишком дорого, сократила наш рацион до сухого зерна, которые наши люди, не имея возможности готовить, жевали сырым. Это было слишком крутым испытанием для моих зубов, так что я ехал голодным.