Весною 1830 года Глинка выехал для лечения за границу. Он путешествовал по Италии, Австрии, Германии, где познакомился с музыкальной жизнью крупнейших европейских центров. В промежутках между поездками, во время остановок в городах, возобновлялись музыкальные занятия, опыты в сочинении, неудачные попытки брать уроки теории (например, у миланского теоретика Базили). Изредка завязывались мимолетные музыкальные знакомства (с Мендельсоном, Берлиозом, Поллини, Беллини, Доницетти и др.). Встречаясь с известными музыкантами и певцами, выступая в концертах и домах любителей музыки, Глинка скоро прославился как пианист. Он поселился в Милане, который был в то время крупным центром музыкальной культуры. Оперный сезон 1830–1831 года был необычайно насыщенным. Глинка оказался весь во власти новых впечатлений: «После каждой оперы, возвратясь домой, мы подбирали звуки, чтобы вспомнить слышанные любимые места». Как и в Петербурге, Глинка по-прежнему много работает над своими сочинениями. В них уже не остается ничего ученического — это мастерски выполненные композиции. Значительную часть произведений этого периода составляют пьесы на темы популярных опер. Инструментальным ансамблям Глинка уделяет особое внимание. Он пишет два оригинальных сочинения: секстет для фортепиано, двух скрипок, альта, виолончели и контрабаса и Патетическое трио для фортепиано, кларнета и фагота — произведения, в которых особенно отчетливо проявляются черты композиторского почерка Глинки.
Конечно, поездка в Италию приблизила его к вокальной музыке и научила искусству писать для голоса. Но попытки сочинения в итальянском вкусе скоро убедили его в том, что он «не может быть искренно итальянцем», и невольно подготовили поворот в сторону национальной русской музыки. Эти два начала — увлечение итальянской оперной культурой и классическим вокальным искусством, а также стремление к самобытности, к русскому национальному стилю — взаимно обогащали друг друга.
В эпоху Глинки оперные театры Италии были центром притяжения лучших артистов. На их сценах блистали прославленные певцы Рубини, Тамбурини, Паста и мн. др. Глинка сдружился с этой оперной школой. Он упивался красотой итальянского мелоса. Подтверждением тому могут служить написанные там серии блестящих фортепианных вариаций на итальянские темы.
Интерес Глинки к итальянской опере во многом был связан с его увлечением вокальным исполнительством. В искусстве итальянских мастеров он находил сочетание классической стройности, «отчетливости» исполнение с непринужденной грацией. И эти же качества были присущи его собственному вокальному Стилю.
Конечно, столь яркие впечатления от лучших достижений европейского искусства способствовали творческому развитию композитора, расширяли его кругозор, пробуждали новые стремления, помогли осознать свое истинное призвание. К концу путешествия он писал: «Я искренно не мог быть итальянцем. Тоска по отчизне навела меня постепенно на мысль писать по-русски». У Михаила Ивановича созрела идея создания истинно русской оперы.
Пребывание Глинки в Италии растянулось до июля 1833 года. Затем он отправился в Германию. По пути в Берлин Михаил Иванович на некоторое время остановился в Вене. Из впечатлений, связанных с пребыванием в этом городе, он отмечает в «Записках» немногое — часто и с удовольствием слушал оркестры Лайнера и Штрауса, много читал Шиллера и переписывал любимые пьесы. В Берлин Глинка приехал в октябре того же года. Месяцы, проведенные здесь, привели его к размышлениям о глубоких национальных корнях культуры каждого народа. Эта проблема теперь приобретает для него особую актуальность. Он готов сделать решительный шаг в своем творчестве.
Важнейшей задачей, вставшей перед композитором в Берлине, было приведение в порядок его музыкально-теоретических познаний и, как сам он говорил, идей об искусстве вообще. В этом деле Глинка отводит особую роль Зигфриду Дену, знаменитому в свое время теоретику музыки, под руководством которого он много занимался. Решающее значение для дальнейшего музыкального развития Глинки имели его систематические, хотя и непродолжительные (около 5 месяцев), занятия теорией композиции с Деном на обратном пути в Россию через Берлин (1833). Ден, по словам Глинки, дал ему впервые возможность «работать не ощупью, а с сознанием». В Берлине Глинка познакомился и с пианистом Бергером, автором «превосходных» фортепианных этюдов, учителем Мендельсона.