Семь тысяч сто с хвостиком (СИ)

- Не знаю, пти по яру непомченими не вийде, - прошептал один из гусар, тот, что был с Шушкевичем и палил склады. - Я переврив, сторони яру дуже крут слизьк, тихо вибратися не зможемо. Привернемо увагу стрльцв вони тут же нас уб'ють. А йти в лоб вже пзно. Он скльки х пдйшло! Раз в десять бльше нж нас.

- Ти у справ говори! Отсавться чекати, коли стрльц пдуть по яру нас шукати, теж не можна, - ответил ему другой гусар.

Андрей, слушал их и на душе ему становилось все неспокойнее и неспокойней. Они оказались в ловушке, причем попали в нее сами, добровольно, по его же глупости. Это же надо было прыгнуть в яму, которая не вела никуда! В оправдание свое он мог только сказать, что этому способствовало его плохое знание местности. Он перепутал этот овраг с тем, что находился невдалеке, вот именно тот овраг был протяженным и края у него были пологими, и вел он аккурат между лесочков и дорог далеко от Тулы. Именно на него рассчитывал Шушкевич, когда прыгнул с дороги в овраг, а за ним весь его отряд. Ошибся он. И эта ошибка теперь может стоить ему и его людям жизни.

Его люди, пока не стала прибывать подмога стрелецкой десятке прошлись по оврагу и установили, что он никуда не ведет. Скорее он был похож именно на большую и протяженную яму. Все стороны кроме одной были очень крутыми, скользкими от грязи и льда, да к тому же и осыпались они изрядно стоило только попытаться полезть наверх, как ты скатывался вниз, вслед за осыпающимся песком и глиной. Можно было еще попытаться пройти по дну оврага и вылезти наверх вдалеке от стрелецких костров и возможно кто-нибудь из его людей даже сможет уцелеть пока стрельцы их не услышат и не бросятся в погоню. Пожалуй, это был единственный шанс хоть кому-то спастись.

Андрей проклинал себя, но его самобичевание и признание вины не могли спасти ни его самого, ни его людей. Надо было идти на риск, оставаться дольше и ждать, когда стрельцы начнут прочесывать овраг было нельзя. Вот тогда их всех ждала неминуемая смерть. А так имелся хоть и небольшой, но шанс спастись.

- Друз мо, нам залишаться тльки одне. Зараз ми спробумо вилзти в дальней сторон яру. Хто встигне, той нехай бжить до совм в слободку, хто не встигнути нехай пркриват стрляниною тих, хто вибереться з яру.

- Так як можна прикривати з яру? Треба спочатку пдповзти до краю?

- Врно, ось той, хто пдповзе не встигне втекти повинен прикривати ткають! - приказал Шушкевич. Он, конечно, понимал, что попытка очень опасная и опасность смертельная, но другого ничего не оставалось, ждать, когда к ним придут стрельцы, было еще опасней.

Андрей еще раз подполз к краю оврага, рядом с назначенным им же наблюдателем и осторожно выглянул. Да, его рассуждения подкреплялись увиденным. Стрельцы прибывали. Число костров увеличилось. Если предположить, что вокруг одного костра разместилась десятка, то скорее всего в погоне за ними уже участвовало больше сотни стрельцов и городских казаков. Лежа на холодной земле, словно гадюка он наблюдал за вновь приходящими врагами и у него засосало под ложечкой. Неужели это конец? - крутился в его голове один только вопрос. Вот так совсем бесславно, как загнанный зверь он закончит свою жизнь? Что он успел в своей короткой жизни? Да в общем-то ничего! Так, кое-что заслужил, кое с кем был знаком. Но не оставил он после себя ни детей, ни плачущей жены, ни славных подвигов. Обидно стало Шишкевичу, что все вот так обыденно и просто завершиться для него. Не о таком конце он мечтал порой, не такую картину рисовал в своем воображении. Он представлял, как погибая, весь израненный, стоящий на горе из тел, поверженных врагов, без пуль и пистолетов, с одним только обломанным клинком, погибает, унося с собой еще троих москалей. Но получится ли такое сейчас, не произойдет ли все по-другому, просто и некрасиво? Видимо, именно так все и случиться... Но нет! Он просто не сдастся! Даже звери, загнанные в ловушку, и те сопротивляются. Он участвовал лет десять назад в охоте на волков. Отчего-то он вспомнил это жестокое развлечение шляхты и невольно представил себя на месте того связанного молодого волка. Он вспомнил, как тот скалил перевязанную пасть, вспомнил острые, как кинжалы, клыки, вспомнил как из пасти волка текла слюна. Но все это удалилась на второй план, когда перед глазами всплыла картина глаз пойманного зверя. В них Шишкевич тогда прочитал, и страх, и обреченность, и ненависть к охотникам. Наверное, и у него будут такие же глаза, если стрельцы стреножат его.

- Ну нема! Я не дамся! - прошипел шляхтич, сползая на дно оврага.

Там он встал, отряхнул куски глины и прилипшей грязи и подошел к сидевшим в ожидании его решения, гусарам.

- Очкувати дал не можна! Треба прориватися! Стрльцв вже пвтори сотн скоро вони пдуть на штурм.