Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Пашок нервно похлопал себя по коленям. Было видно, как тяжело и мрачно отражался на его лбу мыслительный процесс. Он хватал то брелок с ключами от машины, то снова мобильник, то принимался шарить по карманам, находил брелок с ключами и снова брал мобильник. Наконец, он подошёл к окну и, наклонясь, долго смотрел в него.

– Ладно… Выберемся, на, с кем не бывает, – решил он немного спустя. – Кирюх, ты нормальный пацан, сходи с Наташкой к машине. Она знает, куда идти. Тут рядом. А мы пока выпьем. Батя, наливай!

Но Петрович снова раскис. Он только смотрел прямо перед собой в одну точку. А в губах его застыло выражение отвращения то ли к выпитому, то ли к происходящему, то ли к самому себе. В уголках губ скопилась высохшая слюна. Пашок, повернувшись, снова разгневался:

– Сучий потрох! Опять нажрался. Пацаны, оттащите, где он спал. Пусть дальше дрыхнет.

– Сам… – прохрипел Петрович и, тихонько встав, снова вернулся на свой плащ.

Наташа встала и подошла к двери.

– Ты идёшь, Кирилл?

Тот замялся.

– У меня одежда мокрая…

– Возьми куртку мою.

Пашок разделся, бросил свою кожанку Кириллу, ключи от машины Наташе и устало сел за стол. Кирилл послушно оделся, и они с Наташей вышли.

– А ты музыкант что ль? – как бы нехотя бросил Алику Пашок.

Алик, не желая разговаривать, так же нехотя ответил:

– Немного.

– На гитаре играешь, на?

– Нет, на барабанах в группе стучу.

– А-а… – протянул Пашок и затих.

«Что значит это „а-а“? – размышлял раздражённо Алик. – Барабанщик типа не музыкант? Для вас, получается, только тот музыкант, кто на блатных аккордах „Владимирский централ“ сорёт!»

– Рок это не музыка, – подтвердил его мысли Пашок.

– А что музыка? Попса?

– Попса это так, поплясать, с бабой пообжиматься.

– Шансон? – стиснув зубы, но как можно вежливее, предположил Алик.

– Шансон – музыка, но он тоже слился после Миши Круга.

– А что?

Пашок, чуть подумав, кивнул на Артёма:

– Вот чё он слушает?

– Артём! – крикнул Алик. – У тебя что там в плеере играет?

Артём отложил наушники и испуганно ответил:

– Да все подряд…

– А ты рок слушаешь? Паша говорит, что рок это не музыка.

– Слушаю… Но рок, думаю, музыка недобрая… дьявольская какая-то…

– Во! – воскликнул Пашок. – Правильно пацан сказал. Музыка должна быть добрая.

– Ну, а что тогда? Классика?

– От классики у меня голова болит… Но вот у меня знакомый пацан есть, музыкалку закончил – так он всё, чё хошь, может сыграть на пианине. Даже «Владимирский централ» враз подобрал. А у рокеров только понты гнилые, ничего путём подобрать, сыграть не могут! Зато мнят из себя музыкантов, на.

– Рокеры играют только то, что прёт, то есть, что нравится. А если не нравится, тогда зачем играть?

– Ну, это не музыканты. Музыкант должен всё знать и уметь играть. Вот друган мой, Женёк, играет блатные песни, а мы попросили его один раз подобрать «Чёрный ворон», так он не смог. Мне, говорит, народные не нравятся. Вот скажи, он чё, музыкант что ль? Также и рокеры.

– Музыкант должен быть профессионалом, – поддержал его Артём. – Есть, конечно, в роке хорошие музыканты, но это те, что собаку в своём деле съели. Также и джаз. Сколько джазу уже? 100 лет. Вот они и научились, свои законы, гармонии выдумали, а старую традицию не забыли, всё могут сыграть, на ходу импровизируют. Нельзя же всё отрицать. Гении, конечно, всё могут, но их единицы всегда были. А сегодня каждый о себе, как о гении, думает.

– Понимаешь, Артём, мы панк играем, там другая идея заложена! – вспылил Алик.

– Какая разница. Что же это, панки могут тогда и играть не уметь совсем? Даже собственно саму панковскую традиционную музыку – тех, кто начинал панк и развил его?

Пожалуй, Алику больше нечего было сказать им. Что они понимают в этом? В панке, которому он отдал половину своей хреновой жизни? В панке, а впрочем, и во всем роке, каждый гений. Бери и играй, как хочешь. Главное, чтобы круто было, чтоб вставляло по полной – и тебя, и того, кто тебя слушает. Он вспомнил вчерашний концерт. И концерт до него. И тот, что был зимой. И тот, что был в прошлом году. Он хотел найти в этих воспоминаниях подтверждение своей правоты, а если надо, то и оправдание своей возможной частичной неправоты. И – как говорится в таких случаях – пошли все на х**.

Но тронутое нестерпимой обидой сердце ничего не нашло из того, что хотело найти. Сердце не обманешь – особенно тогда, когда оно и само уже давно все понимает, только боится признаться в этом. «А правда, куда всё делось? – думал он. – Весь настоящий драйв, что был раньше? Только одно пьяное беснование во время концерта и пьяные оргии после него. Где творчество?!» Он обиделся и решил уйти из своей группы. «Создам свой проект. Всё будет по-другому. Это будет новая музыка. Что мне этот гопник со своими тупыми мозгами? А у этого будущего батюшки одни дьяволы на уме. Да, это будет офигенная дьявольская музыка!»

Алик бросил презрительный взгляд на Артёма, а Пашка намеренно даже этого не удостоил. Он возвышался над ними. Пожалуй, сказать было что, но только не им. И слышать их мнение о музыке он тоже больше не хотел.