Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Она скользнула взглядом по животу вниз, туда, где должно быть мужское отличие номер один, и замерла. Штаны мужичонки по шву были порваны, и в дырке, помимо скрутившихся и задранных стариковских семейников, выглядывала часть плоти. Нет, Наташа не отвела глаз, как подсказывала ей врождённая женская стыдливость. Напротив, она с интересом разглядела всё, что было открыто её взору.

Когда-то эта плоть была востребована женщинами, а теперь её значение пало, теперь её можно было вот так выставить напоказ, потому что прямое её назначение ушло в прошлое. Ничего, ничего мужского Наташа не увидела в мужичонке. Если что и было, то кануло в лету, как канет скоро и сам мужичонка. Вся прыть, вся удаль, глупая эрегированная жизнь, эрегированная жизненная глупость – всё станет сначала гнилью, а потом и прахом. Возможно, Наташа потому не выделяла в мужчине человека, что только мужчину человеком и считала, а закат мужчины объединяла с закатом человека. С закатом человечества. Она, вдоволь удовлетворив похоть глаз, устремилась к лицу мужичонки и встретилась с его взглядом, затравленным, источающим животный страх. Страх, коротко вспыхнув бледным огнём, заставил мужичонку с жалобным негодованием закрыть глаза и повернуться на бок.

Впрочем, Наташа и сама потеряла к нему интерес. Ветер за окном выл, не утихая ни на минуту. Крупно и безнадёжно шёл снег. Домик стал скучным.

Симпатичный молодой человек, снова заговорив, внёс в скуку некоторое разнообразие:

– А вы ведь в А. ехали, да? Не подбросите нас, когда распогодится немного?

Пашку сказанное им расстроило.

– Машину поможете вытащить, подброшу – чё не подбросить… – пробурчал он, не скрывая своего неудовольствия.

Про «машину вытащить» он соврал, видимо, надеясь, что молодой человек из-за этого сам отклонит свою просьбу. Но тот не только не отклонил, но, наоборот, просияв, с облегчением протянул Пашке руку:

– Давайте знакомится тогда. Меня Кириллом зовут.

– Пашок, на! – Пашка с досадой хлопнул молодого человека по руке. – А это подруга моя Наташка, – он ткнул, не поворачиваясь, большим пальцем руки назад, в сторону Наташи и, подумав малость, добавил: – Я за неё голову кому хошь отверну.

Предупреждение не было беспочвенным. Пашка частенько страдал ревностью. А когда он нервничал, то ревность ко всему прочему становилась ещё и неадекватной.

Раньше каждый раз во время пьянки, если появлялся незнакомый для него человек и уделял Наташе хоть какое-то внимание, Пашка приходил в бешенство. Хорошо, когда всё заканчивалось на пусть и нелицеприятных, но словах. Чаще дело доходило до рукоприкладства.

Пашка не умел держать себя в руках и любил помахать кулаками. К сожалению, достойных соперников ему встречать не доводилось. Наташа иногда очень хотела, чтоб, наконец, и самому Пашке досталось. Но нет. Тот ревновал, как специально, только к тем, кто слабее его, и они не могли с ним драться, или к тем, кто умнее его, и они не хотели с ним драться, или и то, и другое вместе, и тогда вообще была беда. Пашка издевался, как хотел. Например, он отвадил от Наташи всех её друзей-одноклассников. А из-за чего? Один посмотрел не так, другой сказал не то, третьего чмокнула неаккуратно, четвёртый до дома проводил, когда сам Пашка был не в состоянии, пятый… Ну да, с пятым кое-что было, но не больше, чем с Женькой однажды. Однако, Женька – Пашке друг разлюбезный, да и повыше будет, и пошире, и драться умеет. К нему Пашка ни разу не приревновал.

Хорошо, Б. – город маленький, все про всех всё знают, люди поняли, как себя нужно вести в данной ситуации. И Наташа поняла. Не пить с Пашкой. Трезвый он более рассудительный, а пьяный – дурак, специально повод ищет. Не будет повода, сам выдумает. Так или иначе, Наташа мысленно посмеялась над его последней репликой.

Пашка и сам посмеялся. Пока. Пока он был трезвый. Молодой человек тоже засмеялся и представил своих друзей:

– Этот, с бородкой – Артём, а который волосатый – Алик.

– Волосатый и сам бы мог представиться, – упрекнул его волосатый и тоже протянул руку.

Пашка, продолжая на что-то досадовать, громко хлопнул по ней, с хрустом сжав костяшки. Кирилл отмахнулся от волосатого:

– Да, ладно, не обижайся ты, – и продолжил, указывая на мужичонку: – А это Вован Петрович пьяный сюда забрёл отдохнуть.

– Надо бомжа этого на крыльцо вытащить. Нехрена вонять тут лежать, – пробурчал Пашка и вяло, на отвяжись, пожал руку рыжего толстячка, когда тот, выбравшись из своего тёмного угла, робко подошёл к нему.

Волосатому Алику сказанное отчего-то пришлось не по душе, так как он, раздражённо вдохнув в себя воздух, порывисто схватил баклажку с пивом. Налил себе в пластиковый стаканчик. А это уже не понравилось Пашке.

– Э, командир, на, – сказал он, – Давай уж всем наливай, раз взялся. Ладно, хрен с ним, с бомжом-то… Как говорится, не трожь говно, на!..

Глаза Алика вспыхнули недобрым огнём, но он послушался: стал пиво разливать всем. Спросил только:

– Стаканов на всех нет. Девушка будет?