Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Подойдя ближе, Наташа уже на сто процентов была уверена в своём предположении. Более того, ей показалось, что внутри кто-то находился. Из домика послышались то ли голоса, то ли какие-то странные звуки. Конечно, это мог быть и ветер, который здесь, в лесной прогалинке, завывал причудливо и разнообразно, но настроение у Наташи ухудшилось. Недавняя идея показалась сумасбродной, а присутствие в это время в этом месте весьма небезопасным. Наташа встревожилась:

– Пошли отсюда… Что-то я боюсь…

Но Пашка, обогнав, уверенно направился к маленькому симпатичному крылечку.

– Не ссы, на!..

– А если там кто есть? – Наташа попыталась его облагоразумить и остановить. – Что мы скажем?

– Скажем, что застряли, на.

Пашка, взойдя на крылечко, громко и насмешливо, чтоб Наташу приободрить, возгласил:

– Кто в домике живёт? – и с силой, чуть ли не ногой, отворил дверь.

Но, когда та с резким скрипом распахнулась, он вдруг в нерешительности застыл и вошёл внутрь только, когда Наташа тоже взошла на крыльцо. Оказалось, что маленькая комнатка действительно освещалась керосиновой лампой, подвешенной на потолке, а возле громоздкого деревянного стола стояли трое молодых людей.

Пашка, засунув руки в карманы, окинул всех недоумённым оценивающим взглядом. Они – по всему было видно – опешили не меньше. Перешагнув порог и прикрыв дверь, Наташа из-за Пашкиной спины внимательно рассмотрела их.

Первый, тот, что был к выходу ближе всех, высокий, на вид лет двадцати пяти, с длинными волосами и маленьким колечком в левом ухе, надевал на себя кожаную куртку с цепями. Его лицо, худое, усыпанное на лбу прыщами, небритое, с тонкими губами и острым носом – словом, некрасивое – пылало недоверчивостью, скрытой агрессией, мрачностью. Его длинные, грязные, непонятного цвета волосы сосульками раскачивались туда-сюда в ходе манипуляций с курткой, а потом, когда куртка водрузилась на место, упали на плечи. Молодой человек резинкой убрал их в хвост и застыл. Его взгляд целиком и полностью был обращён на Пашку. Наташа, проскользнув по нему сверху вниз и составив неблагоприятное впечатление – неопрятный, непривлекательный и бедный, кроме старой кожаной куртки, на нём были заношенные синие джинсы, выцветший чёрный свитер да убитые тяжёлые ботинки – переключилась на второго.

Второй, симпатичный, темноволосый, младше первого, отскочил вглубь комнаты. Лицо этого молодого человека, соблазнительно украшенное большими глазами с длинными ресницами, чувственными губками, аккуратными ушками, маленьким носиком, обрамлённое ровным подбородком с ямочкой снизу и стильной причёской сверху, было преисполнено беспокойства. Впрочем, его это не портило. Вместе со стройной фигурой, заключённой в модную одежду – лёгкую курточку, точно не из коллекции рыночного бутика Пашкиной матери, элегантные светлые брючки и изящные полуспортивные кроссовки – он выглядел настолько гармонично, современно, сексуально, что Наташа вспомнила Лёшу и его друзей. Ах, как иногда не хватало ей той, красивой и интересной, жизни!.. Лишь опыт, несмотря на столь юный возраст, знание, добытое собственной шкурой, могли предостеречь, приоткрыть блестящую обёртку и показать отталкивающий яд содержимого. Ах, как иногда хотелось этого яда!.. Проглотить, забыться и умереть. Наташа проглотила внезапно нахлынувшие воспоминания и последовавшие за ними мысли, забыв всякую предосторожность, клятвенные обещания, данные себе после Лёши, и в ней что-то ожило. Она с трудом заставила себя оставить, наконец, второго молодого человека в покое, не тревожить своё сердце пылкими бесполезными взорами и обратиться к третьему.

Третий же, маленький, толстенький, с жиденькой бесцветной бородкой на неподходящем к ней юношеском лице, стоял в слабо освещённой глубине комнаты, у противоположной стены, за столом. Вздёрнутый нос, оттопыренные ушки, маленькие, втиснутые между пухлыми щёчками и узким широким лбом глазки, недовольно надутые губы, зализанные редкие рыжие волосики на голове – всё это выглядело до того смешно, что Наташа поспешила отвести глаза вниз и сосредоточиться на одежде молодого человека. Но и та – старомодная вельветовая курточка-пиджачок с погонами, серые зимние брюки, подвёрнутые у коричневых тупоносых туфель с белыми шнурками, нарочито и аккуратно завязанные ровным бантиком – ничего, кроме улыбки, вызвать не могла.

Наташа уже хотела вернуться к «полюбившемуся с первого взгляда» второму молодому человеку, но вдруг справа, из тёмного угла, кто-то, запинаясь, произнёс:

– Мы! Мы тут живём, от непогоды спасаемся.

Наташа повернулась на голос и увидела на полу, на расстеленном деревенском плаще, скорченного тощего мужичонку в изодранных штанах, в закрывающем шею свитере с рваными рукавами и в изуродованных временем кирзовых сапогах. Его помятое, пустое, истёртое лицо с морщинистым лбом, выцветшими глазами, носом-картошкой, небритыми щеками, безгубым ртом и тупым подбородком, исказилось в пьяной гримасе.

Пашка немедленно отреагировал презрительной усмешкой:

– Спи, на, не рыпайся.

Мужичонка развёл руками и послушно закрыл глаза.