Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Наташа благодарно и виновато бросилась ему на шею, чтобы поцеловать. Поцелуй от чувства выдался страстным и продолжительным.

– Спасибо тебе, Паш, большое.

Пашка нахмурился ещё больше.

– За что?

– За то, что ты у меня такой добрый, – сказала она, прижавшись к нему.

– Чё ты, Наташка, динамишь меня постоянно?

Пашка, похоже, решил воспользовался нечаянной её нежностью, и она сделала попытку уклониться от такого разговора:

– Я не специально.

Но он настаивал:

– Мне обидно это.

– Прости.

– Я же мужик, на…

– Прости.

– Мне надо, на…

Он полез ей под куртку, и она отстранилась от него. Его руки уже давно стали для неё неприятными, ненежными, неласковыми, нежеланными, чужими. Иногда, правда, ей всё же хотелось чего-нибудь чужовенького, то есть чужого и новенького как бы. Приходило незамыленное возбуждение, незатюканная страсть. Она стимулировала себя этим, рождала свежие эмоции. Но то не с Пашкой. Он был понят и исследован вдоль и поперёк. Только мысли и фантазии о Васе спасали от Пашкиной неприятности, от его ненежности, неласковости, нежеланности. Он был для Наташи до того своим, что превратился в самого чужого человека на свете. «Это» с ним стало повинностью, обязанностью, вынужденной платой за жизнь так, как есть.

Когда он, соскучившись, начинал приставать с особенной настойчивостью, она уступала, переживала пятнадцать-двадцать минут в вакууме отвращения или безразличия, и привычное положение вещей возобновлялось. Поцеловала с наигранной страстностью, позволила себя облапать, раздеть и снова облапать, облизала для убедительности Пашкины грудь и пузо, раздвинула ноги, думая о чём-нибудь хорошем или ни о чём не думая, дала собою насладиться, полежала немного и, не дав Пашке прийти в себя, быстренько оделась. Всё, в этом смысле о Пашке можно было забыть недели на три, а то и на месяц.

Наташа прикинула: «Последний раз было где-то в конце марта, а теперь уже конец апреля». Месяц. Если следовать этой логике, то Пашка требовал положенное. Как бы чего дурного не вышло. Вдруг он обезумит и останется в А. Влезет через балконы, как в феврале. Разве его выгонишь тогда? Нет. А разве он там нужен сегодня? Нет, сегодня там должен быть Вася. Пашкина же машина, не смотря на Пашкину готовность, для «этого» совсем не подходила. В ней было грязно, тесно и неудобно. У Наташи немного закружилась голова. Что же делать?

Дождь как будто стал понемногу успокаиваться, только мощный порывистый ветер продолжал бушевать, со страшной силой сотрясая унылую серость бесконечно однообразного пейзажа русской глубинки. Лес, эта тёмная, внушающая трепет громадина, этот исполинский организм, ходил ходуном из стороны в сторону, словно сухая трава.

Наташа, отвернувшись от Пашки, обратила свой взор в сторону небольшой прогалинки в лесу. Там как будто стоял маленький домик. Видимость была ни к чёрту. Пришлось напрячься и присмотреться получше. Да, действительно, вроде как домик. Странно. Наташа ездила часто по этой дороге и нередко, от нечего делать, смотрела в окно, со временем все интересные и, впрочем, неинтересные тоже, места запомнила, так что уж такая-то примечательная деталь, как подобный домик, не могла пройти мимо глаз. Но вот всё-таки прошла…

И тут Наташе пришла в голову некая мысль. Она показалась ей весьма оригинальной, так как позволяла решить Пашкину проблему своеобразным способом, без обычной в этом случае скуки. Вопрос состоял только в том, что же это за домик, каков он внутри: можно ли в нём осуществить задуманное?

– Мне надоело, на, что ты всегда меня динамишь, на… – Пашка обиженно вздохнул.

– Смотри, там домик какой-то, возле леса!.. – резко перебила она его.

– Ну и чё, на? – рассердился он.

Пашка, конечно, как всегда ничего не понял: то, что имела в виду Наташа; какие блага мог принести ему этот домик. «Дурак безмозглый», – выругалась мысленно Наташа. Вася бы сразу догадался.

– Ничего, – терпеливо ответила она. – Просто сколько ездила, никогда его здесь не видела.

– Ну и чё, на? Не видела – и не видела. Мало ли что ты не видела, на. Тут самое место для таких домиков, на. Природа, на. Тут все отдыхают, на. Тут где-то лагеря есть для детей, типа, на. Машка моя тут где-то должна практику проходить. Их сюда от института пригнали… на семинар, типа, какой-то… она говорила недавно… А может, уж уехала, на… – он повертел головой. – А может, не здесь, на… Где он, домик-то твой?

С Машкой, Пашкиной сестрой, Наташа не общалась – он и сам Пашка не очень-то её жаловал – но та была гораздо интересней, «распространённей» брата. Однажды, то ли в начале зимы, то ли в конце осени, довелось увидеть её в А. в одном из клубов. Там играли исключительно рок, а Васе нравилась такая музыка. Наташа, правда, с ним ещё не встречалась, только-только завязалась дружба, а все Васины друзья очень сильно зависели от его вкусов.

Поехали туда всей компанией, человек шесть-семь, даже Надька, которая рокеров на дух не переносит, и та поехала. Машка там была в обществе какого-то волосатого. Они сидели за столиком в глубине тёмного зала и вели себя очень непристойно.