– Мы тут с… Артёмом и Музыкантом за музыку успели потрещать… – виновато буркнул он.
– Молодцы. А я думала о религии.
– Почему это?
– Кирилл сказал, что Артём батюшкой будет.
Алик поднял голову и бросил колкий, мрачный взор сначала на Кирилла, потом на Артёма. Те оба сразу засмущались.
– Да нет, я имел в виду, что он может быть батюшкой, – запротестовал первый.
– Не буду я никаким батюшкой, – ещё сильнее запротестовал второй.
А Пашка расхохотался:
– Да ладно, чё ты! Я тоже, может, когда-нибудь в попы подамся!
– Давай, а я чё, попадьёй буду? – подхватила Наташа.
Артём обиделся:
– Священники не люди, что ли?
Пашка, подавляя смех, раскашлялся.
– Почему не люди. Я к православию нормально отношусь. И в церковь иногда захожу, свечку ставлю за мать там, отца… дядьку… за пацанов, но сейчас попы какие-то не те пошли.
– Почему не те? – резко набросился на него Артём.
Пашка вспылил:
– Да потому что там половина голубых, а половина х** знает каких!
Что правда, то правда. В Б. только одна церковь и всего два попа. Про них все всё знают. Один, Димитрий, новый, недавно поставили, действительно «голубой», причём внаглую, мальчикам проходу не даёт, а другой, старый, давнишний, Сергий, хрен поймёшь какой. Митрофановы его пригрели, а Митрофановы хороших людей рядом с собой не держат. С ними только одни преступники водятся. Это всем известно.
– Вот мой дед говорил, – вмешался Кирилл, – что сейчас настоящей церкви нет, что после войны ересь одна, что если б в наше время опять Иисус пришёл, то попы его опять и распяли бы.
– Христос, как тогда, уже не придёт, он придёт судить всех нас! – сверкая глазами, сообщил Артём.
– Вот он попов-то в первую очередь и осудит, на! – угрожающе прохрипел Пашка.
Артём перевёл дух и немного смягчился:
– Да вы просто не понимаете. Кто вам всё это наговорил? Вы пожили бы церковной жизнью, всё своими глазами увидели бы и…
– У нас в церковь поп, знаешь, на какой тачке ездит? – ударив по столу, Пашка перебил его – А, знаешь, откуда у него она? Я знаю – бандюки дали! И что он, думаешь, поп-то этот, заповеди, что ли, соблюдает? Живёт, как все, на!
– Но ведь он за себя Богу ответит, а нам за себя нужно будет отвечать.
– А люди зачем в церковь ходят, на? За тем, чтоб им поп грехи отмолил! Они верят, на! Хотят на хорошего человека положиться, на! Когда везде дерьмо, надо, на, чтоб где-то не было дерьма, на, вот люди и идут в церковь, бабки свои оставляют. А кому, на? Богу, на! Приходят, а там такая же скотина, как и все, стоит, кадилом машет!
– Мой дед говорил, – снова залез в спор Кирилл, – что в церкви благодати нет и что скоро конец света.
– Все сгниём… – пролепетал мужичонка из своего угла.
– Ты ещё, сука, не вякай! – прикрикнул на него Пашка, но Артёму уже по-хорошему сказал: – Не надо во всем верить попам этим, надо свою голову иметь. Ты, Артём, я вижу, нормальный пацан, будешь попом-батюшкой, служи реально, а не для отмаза.
Наташе же этот разговор был совсем не интересен, а его серьёзность и общий градус очень утомляли. Понятно – Пашка, в каждой бочке затычка, везде, где надо и не надо, лезет. Да и неравнодушен он к церкви этой. Артём, само собой разумеется, заинтересованное лицо. Алик скучал. Союзников не было.
Тогда Наташа ударила Кирилла ногой под столом – втайне от всех – и скорчила такую мину, будто она молится.
Её невыносимо раздражали все эти боговерующие. Особенно – мужики ещё ладно – женщины. Напялят платки, юбки длинные, во всё чёрноё облачатся и думают – хорошо. У Наташи это вызывало только презрительный смех и отвращение, потому что внутренность шмотками не изменишь. Женщина есть женщина. Ей одного надо. Особенно, молодым. Бьются, бедные, из жил лезут, замуж никак не могут выйти. Да скинь ты платок!.. Оденься нормально, накрасься!.. От мужиков отбоя не будет. Даже на страшную рожу какой-нибудь охотник найдётся, если другие места грамотно преподнести. Потому что мужчина есть мужчина. Ему одного надо.
Он и дедушка тот, что Наташиной матери благую жизнь в А. обещал, богомолец и все дела, не на платочек с юбкой длинной соблазнился. До Хорькова мать ещё вполне прилично выглядела. Мужчине нужна прежде всего женщина, а остальное всё, как десерт, второстепенно.
И вообще вся эта вера, вся эта церковь, все эти обряды и молитвы, до того были смешны, до того не похожи на жизнь, что напоминали просто некую детскую игру с ролями. Наташе она не нравилась. В такую игру она играть не хотела.
Кирилл, вдохновлённый Наташиными гримасами, засмеялся:
– А ещё мой дед говорил, что церковь у нас жидовская и правят ей фарисеи.
Алик вдруг не выдержал и заступился за Артёма:
– Да что вы парня затравили… Что мы во всём этом понимаем? Бог видит, кто какой из себя есть.
– Бог всё видит, – благодарно отозвался Артём.
– А я не верю в Бога, – усмехнулась Наташа.