Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Кирилл испугался и поспешно убрал руки. Издевательский чёртик, в очередной раз поглумившись над чужой трусостью, удовлетворённо смолк, испытывая восторженный оргазм, что позволило Наташе медленно произнести после некоторой паузы:

– А нет… Пошли к машине, наверное.

Кирилл снова со всей неудержимой страстью набросился на неё. Нам этот раз, оставив лифчик в покое, он полез ей в трусы. Его приятная и весьма ласковая рука нащупала «то» место, вплотную приблизившись к границам. В зависимости от того, что Кирилл собирался делать дальше.

– Подожди, – она опять отвернулась от него к окну. – Мы не можем их пропустить. Я должна смотреть в окно.

Этим самым она собиралась убить двух зайцев: держать под контролем Пашку с пацанами и свести до минимума возможные Кирилловы манипуляции с собой. Единственное, что ему оставалось в таком её положении, это быть «там» рукой. Границы, хоть и с укором, позволяли такое продолжение.

Кирилл покорился. Спустив с неё джинсы, он принялся ласкать её.

Наташа не сдержалась и стала ритмично двигаться в такт его движениям, испытывая вполне соответствующее наслаждение, застонала и через несколько секунд, почувствовав то непередаваемое чувство, ради которых и случались все эти измены, резко остановилась, дыша тяжело и прерывисто.

Кирилл перегнулся и поцеловал её.

– Может, теперь ты мне сделаешь хорошо?

Ощущая мысленно и телесно, как хрустят границы, она жалобным голосом отказала, застёгивая молнию джинсов:

– Кирилл, они сейчас уже придут.

– Ты что, издеваешься? – помрачнел он.

– Нет. Давай нальём себе вина, как будто мы всё это время пьём сидим. И давай покурим, пока их нет.

Кирилл с демонстративным неудовольствием достал сигареты, дал Наташе прикурить. Затем закурил сам. По всему было видно, что рыбка соскочила с крючка.

«Вот, что бывает, когда переходишь границы», – упрекнул мысленный порицатель.

Наташа, соглашаясь с ним, расстроилась. Больно видеть крушение своего труда. Жаль рыбку. Надо было потихоньку тянуть, манить конфеткой, а не давать её.

«Что ж… – вздохнул мысленный оправдатель. – Возможно, всё ещё можно поправить».

Наташа, покурив немного, налила вино и вернулась к окну.

– А вот и они, – тихо предупредила она, затушив сигарету.

Через минуту пацаны, холодные и какие-то угрюмые, зашли в домик. Кирилл сел за стол, а Наташа с улыбкой сказала Пашке:

– А мы вас не дождались, ещё по стаканчику себе налили.

– Ну, мы вас догоним, – Пашка ответил взаимностью. – Скоро поедем. Там вроде стихать начало.

– Ну, может, тогда сейчас поедем, а то нажрёмся и… – с тревогой начал Кирилл.

Пашка отмахнулся от него:

– Ты ещё не зуди! Часок посидим и поедем. Вон Наташка уже не торопится никуда, а куда мне торопиться? Наташ, давай я у тебя в общаге заночую!

Вот чего Наташей ни в коем случае не рассматривалось, так это перспектива подобного окончания дня. Она уже всё продумала, и там не было места для Пашки. Эта ночь принадлежала Васе.

Как бы долго ни длилась дорога до А., она всё равно имела свой конец. Пусть даже поздно вечером, пусть даже заполночь. Вася – сын директора и завуча. Вахтёры ему не указ, для него двери открыты в любое время.

И эта ночь загладит сегодняшнюю ссору. Наташа будет такой нежной, такой на всё согласной и совершенно безотказной, что Вася не посмеет не простить. К тому же, в первый раз, что ли? Главное только, чтобы он не стал капризничать и пришёл. Но он придёт. Он знает, какой бывает Наташа, когда говорит «прости». Когда она говорит «прости», нельзя не простить. И Вася простит. А Пашка здесь лишний.

– Тебя не пустят, – сказала она подавленным голосом.

– А я залезу, как в прошлый раз!

– Не надо! Меня выгонят из-за тебя.

Наташа выкрикнула это с таким отчаянием, мысленно вообразив картину крушения своих планов, саму себя стала жалко – аж слёзы на глазах выступили от жалости – что Пашка немедленно сдался.

– Ну и ладно, ночью лучше ехать, – буркнул он, принявшись снова разливать вино. – Сейчас сколько?

Кирилл посмотрел на часы:

– Полдевятого.

– К одиннадцати в А. будете точно, на.

– Я не буду больше, Паш, – предупредил Алик, когда Пашка потянулся к его стакану. – Я же говорил.

– Да ладно, не ломайся, как баба! – Пашка недовольно поморщился.

– Я не ломаюсь, просто больше не хочу пить.

– Кто так делает? Все пьют, и ты давай, не выделывайся.

– Я не выделываюсь.

– Вот, знаешь, на, не люблю я таких людей, как ты, – заскрежетал зубами Пашка. – Волосатых, на. Все вы, сука, пидоры и ссыкуны, на.

– Я не пидор…

– Значит, ссыкун!

– Нет…

Такое Пашкино «скрежетание» никогда до добра не доводило. Наташа это по своему опыту наверняка знала и потому вмешалась:

– Паш, хватит, а!

Но Пашка, пропустив её замечание мимо ушей, рассвирепел ещё больше.

– А если я тебе сейчас суну разок? – пригрозил он Алику.

Тот промолчал. Артём встал и отошёл к окну. Кирилл испугался не меньше. Его шея некрасиво вытянулась, а непослушные руки трепали стаканчик.

«Вот она, трусость! – скривилось мысленное отвращение. – Тоже мне мужчины. Хуже баб. А мне то что?.. Меня это не касается. Делайте, что хотите. Мне плевать». Наташа обиженно отвернулась.