Семь жизней. Рукопись неизданного романа

– Не знаю, почему, – ответила она раздражённо, – козёл – и всё.

– Да он мне тоже сразу не понравился… – охотно согласился Пашка.

– Вообще-то тебе другой сразу не понравился. Алик.

Наташа не на шутку разозлилась. Как ей всё это надоело. Потому что, если кто и был сегодня виноват больше всех, так, без всякого сомнения, сам Пашка. С самого начала день рождения испортил: херню какую-то подарил, драку в «Карине» устроил и на такси не дал уехать. Давно бы уже в А. была. И вообще из-за него пришлось в Б. отмечать. Так бы даже не поехала туда, и ничего этого не было бы. Лежала бы сейчас с Васей в тёплой кровати, горя не знала. Всё из-за Пашки. Он мужик, видите ли!.. Ему надо чего-то!.. Проклятый дождь! Проклятый снег! Проклятый домик! Пропади всё пропадом! Скорее бы к Васе!..

– Потому что он от тебя глаз не отводил, на, – Пашка начал оправдываться. – Всё высматривал чё-то, на.

– Ты дурак, Паш? Он вообще на меня не смотрел.

– Я видел, на…

– Что ты видел? Ты дальше своего носа не видишь. Уж кто-кто, только не он. На Алика ты зря накинулся, Паша мой милый, – Наташа горько усмехнулась. – Твоя ревность… какая-то ненормальная!.. Ладно, мы когда-нибудь уедем отсюда?

– Сейчас поедем. Допьём – и поедем, на.

«Здрасьте-приехали!.. – Наташа готова была глаза Пашкины, бесстыжие, запьяневшие, выцарапать. – Такого козла ещё поискать!» Хотя это вполне ожидалось. Когда он недопитое оставлял?

– У тебя всегда так – пока всё не выжру. Ты, наверно, сам скоро алкашом сделаешься.

Может, и выцарапала бы, если б Кирилл не вернулся. Как только он вошел, она сразу же, надувшись, замолчала.

– Садись, – велел ему Пашка. – Давай добьём, тут на раз осталось, и поедем отсюда нах**.

Тот послушно сел. Наташа, гневно переведя дух, нетерпеливо сжала кулачки.

Пока были в этом домике Алик, Артём да и мужичонка тоже, не таким невыносимым казалось пребывание в нём. Но вот они все ушли, и как-то совсем хреново стало. Тихо. Очень тихо. И от того жутко. Да, конечно, погода успокоилась. К тому же, чем больше людей, тем больше шума. Это всё так. Но было и нечто помимо. Пусто стало что ли… Неуютно, тоскливо на душе. Гадко даже. Угрожающе гадко. Казалось, на свете и места нет гаже, чем этот ненавистный домик. Наташа всё крепче и крепче сжимала кулачки. Чуть ногти не поломала. Потому что хоть и стало так тихо, но вовсе не безобидной казалась эта тишина – а сердце чувствовало её недоброту, её скрытую угрозу.

Пашка, разорвав коробку и вынув из неё пакет, вылил остатки вина в стаканы, а Кирилл, нетерпеливо схватив один из них, предложил тост:

– За домик.

– Хороший домик, – сухо согласилась с ним Наташа. – Будем теперь знать, – а Пашке улыбнулась. – Может, ещё, когда заскочим.

– Ладно, за домик, – пробурчал Пашка.

Выпив, парни закурили.

– Я пойду по-маленькому, – сообщил Кирилл. – Буду на улице ждать. Или как? Мы сейчас поедем-то?

– Да, – с неохотой ответил ему Пашка. – Ща мы. Покурю, на. Лампу погасим, на, и поедем. Жди там возле крыльца, а хочешь к машине сразу иди.

Кирилл вышел. Было хорошо слышно, как его торопливые шаги пробежали по ступенькам крыльца.

И вдруг, через минуту, пока ещё Пашка курил, под окном послышался чей-то незнакомый громкий голос с кавказским акцентом. Он сказал сначала: «…я их сэйчас всэх поубиваю там!». Потом что-то про какую-то сумку и «…всэх порэжю!»

Наташа, с ужасом вытаращив глаза, умоляюще посмотрела на Пашку. Тот недоумённо сдвинул брови. А голос добавил:

– В жёпу ви**у!

Затем кто-то взошёл на крыльцо и с силой пихнул дверь. На пороге возник чурка лет тридцати. Он был среднего роста, коренастый, на смуглом, а при свете керосинки даже чёрном лице выделялся большой нос с горбинкой. Под ним некрасивый рот с узкими губами. Над сдвинутыми к носу недобрыми глазами располагались сросшиеся густые брови. Чёрные, средней длины волосы непричёсанно топорщились на голове, но рефлекторно всё же склонялись на правую сторону. Одет он был бедно и безвкусно: зелёная спортивная куртка, чёрные брюки с давнишними стрелками и синие кроссовки «Адидас» с полосками.

– Салям алейкум! – сказал он. – Нэ бойтэс, я здэс двэ минуты. Своё взяль и пащёль.

Наташе окончательно поплохело. Она вскочила и встала позади Пашки. Чурка полез под стол, загремел чем-то. Оказалось, что под столом был то ли подпол, то ли какой-то тайник, и гремели выставляемые доски.

– А ты кто такой, на? – спросил его Пашка.

Чурка, ничего не ответив, исчез под столом. Наташа нетерпеливо дёрнула Пашку за руку. Но он и сам не двинулся с места и её удержал. Она скрипя сердце доверилась ему. Знала, в таких случаях лучше положиться на мужской разум.

– Нэ твоё дэло, – зыркнул чурка, выбравшись из-под стола. – Гдэ сумку дэль?

– Какую сумку? – опешил Пашка.

Тот ткнул в сторону стола.

– Какая здэс лэжаль!

– Я не знаю ничего про сумку, – спокойно и внятно попытался объяснить ему Пашка. – Мы здесь недавно. И про подпол этот ничего не знал, на. Только что увидел, что он есть. Сумка – вернее, рюкзак – тут был у одного человека. Он уже давно ушёл, на.

Чурка немного призадумался и спросил:

– Парэнь с волосами?

– Да, он, на.