Но несмотря на такую близость Руслан всегда остро чувствовал пропасть между собой и ними. Чувствовал своё несоответствие, что он не ровня им. Всё равно, как в давние времена, старики рассказывали, благоговели перед русскими женщинами, боялись их, почитали их, как удивительных непорочных госпожей, до которых нельзя дотрагиваться, чтобы не испачкать, если, конечно, кто из них по своей воле не захочет испачкаться, протянув тонкую ручку в ароматной перчатке. Они приезжали из далёкой всемогущей России в больших красивых каретах, в божественно белых нарядах с изящными смешными зонтиками и разноцветными неправильными картами, поэтому им всегда требовался провожатый из местных.
Руслан не только не поборол в себе этот комплекс, а, напротив, ещё больше и причудливей взрастил его. За все семь лет, что он прожил в России, у него так ни разу и не было нормальной русской женщины. Несколько раз отвратительные вульгарные шлюхи интернациональной внешности в Москве и один раз пьяная баба в Б.
А он всё своё рукоблудное детство мечтал о светловолосой девочке в белом платьишке, такой девственно чистой, недоступной, сошедшей почти что с самого неба на его горы, с разноцветной, но неправильной картой. Уж, он бы тогда без всякой карты показал ей эти самые горы! Подарил бы эти горы, если ей они отчего-то понравились! Из дома бы ушёл, пока не «надарился» вдоволь!
Печально это, но домой таких приводить нельзя. Родня косо смотреть будет. Раньше Руслан не понимал этого, но со временем догнал, почему так надо. Нельзя уважающему себя горцу русской блядью свою семью оскорблять. Если хочешь имя своё от позора сберечь и детей по-человечески вырастить, бери в жёны четвероюродную сестру из соседнего села.
Однажды, когда Руслану было только тринадцать, и он, подглядывая за ровесницами на Сунже, всё ещё мечтал о светловолосой девочке в белом платьишке, старший брат взял его с собой вечером на дальний ручей. Туда, где мальчики становились мужчинами в обществе молодой ишачки. Руслан был здесь и ранее с другим старшим братом, который помладше. Несколько раз. Сам из-за возраста ещё не участвовал, но дух запретной любви впитал с сердечным трепетом и алчностью глаз. Однако вместо ишачки теперь была голая девка. Нет, не светловолосая. И вообще без платьишка. Страшная и грязная. Но определённо русская.
«Кто это?» – спросил Руслан брата. «Русская девка – ответил тот коротко. – Заза у дагов купил». По особенному похотливые огоньки в его глазах интригующе волновали, а подчёркнутая брезгливость напоминала об ишачке. Девку тогда пустили по кругу. Она всех удовлетворила, кроме Зазы. Заза очень рассердился и избил её. Брат сказал, что в другой раз ему пришлось её убить, а тело сбросить в пропасть.
Руслан навсегда запомнил новый образ русской девушки. В нём уже не было ни чистоты, ни белизны, ни красоты, ни очарования. Лишь униженная готовность на всё – животная готовность. И теперь здесь, в России, спустя много лет, он разрывался между двух огней. С одной стороны, страстное и непреодолимое восхищение красотой здешних девушек. С другой – презрение. Он хотел обладать хотя бы малой частичкой этой красоты, но обладать полновластно и исчерпывающе, как над ишачкой. И упиваться своим превосходством. Ему хотелось распоряжаться предметом своей страсти так, как Заза распоряжался той девкой. Одна только мысль об этом доводила его до умопомрачения. Но Заза – это Заза. Там, на Кавказе, это возможно. Только имей деньги и связи. В России же есть закон и уголовный розыск. Руслану никогда не хватило бы духу быть здесь, как Заза там. Тем более Заза тоже поостыл и присмирел. Теперь не девяностые. Теперь и ишачки стали из моды выходить.
– Знаешь, что… – сказал Аланчик. – Давай-ка, я отвезу тебя в одно место. Отсидишься там пока, чтоб тебе Магомедовым ребятам лишний раз на глаза не попадаться. Они уже с самого утра здесь крутятся.
Руслан одобрительно и покорно цокнул. Ну их, этих непредсказуемых и неуправляемых нохчей.
Аланчик поспешно допил кофе и встал.
– Сумку здесь оставь.
Как всё это выглядело скользко и подозрительно! Какая-то странная и неестественная несогласованность! Один говорит одно, другой – другое. Непонятно, кому верить и на кого надеяться. Аланчик дяде Эдику горячо любимый сын и, конечно, лицо доверенное. И Руслан много добра принял от этой семьи, но деньги-то платит Шалвыч. Он самый главный хозяин и благодетель. А Шалвыч, как известно, не марионетка. И Руслан тоже не марионетка.
– Сумки нэт у мэня.
– А где она? – Аланчик насторожился.
Руслан тоже встал и, отрицательно покачав головой, снова цокнул.
– Извэни, к Щальвычу всэ вопросы.
Тот смущённо и разочарованно выпалил:
– А зачем ты тогда сюда приехал? Сидел бы там, в Б., себе спокойно и не дёргался!
– Щальвыч сказаль ехат, – ответил Руслан.
Аланчик с каменным лицом прошёлся по комнате и открыл дверь.
– Ладно, поехали.
Они сели по машинам и через несколько минут припарковались возле какой-то студенческой общаги.
В фойе встретила вахтёрша.
– Вы к кому, молодые люди?