Семейная кухня

Не знаю, что тогда нашло на Фатимку – к яблоне Варжетхан не рисковал приблизиться даже Жорик. Но мы – Фатимка собрала девять человек – пошли во двор гадалки.

– Чего это вы тут? – спросила молодая женщина из дома Варжетхан, которая торопливо снимала с веревки белье.

– Гуляем, – ответили мы.

Женщина посмотрела с подозрением, но не стала расспрашивать – побежала домой на плач ребенка.

Мы еще посидели в засаде, дожидаясь темноты.

Южные ночи удивительные, их как будто включают невидимым выключателем. Раз – и вдруг обрушивается темнота. Еще минуту назад было светло – и вдруг сразу наступила ночь. И солнце садится очень быстро, прямо на глазах уходит за горизонт. Кажется, что его кто-то тянет на веревке вниз.

Мы дождались темноты. Надо было выдвигаться. Из девяти человек мы остались вдвоем – я и Фатимка, остальные под разными предлогами разбежались. Конечно, тут испугаешься. Фатимка, пока мы сидели в засаде, рассказывала, что Варжетхан может превратить человека в крысу. И что ее борода и усы на самом деле волшебные – в гадании помогают и в колдовстве.

В общем, она так напугала нашу армию, что яблок расхотелось.

Мы с ней на цыпочках подошли к дереву и сорвали с нижних веток по яблоку.

– И что дальше? – прошептала я.

– Послюнявь, обмакни в соль и откусывай. Потом опять макай в соль и опять кусай.

Фатимка сидела и следила, чтобы я не забывала макать в соль и глотать.

– Ну как? Правда, вкусно? – требовательно спросила она.

– Ага, – ответила я, морщась и захлебываясь слюной от кислятины.

Зеленые соленые яблоки мне тогда совсем не понравились, но признаться в этом подруге я не могла, иначе она бы не считала меня деревенской. Фатимка нарвала мне еще яблок и проследила, чтобы я съела все.

– Надо распробовать, ешь, – приговаривала она, – от двух никакого вкуса и удовольствия. Надо много съесть. Тогда тебе понравится.

– Мне уже понравилось. – У меня выступили слезы и свело челюсть от оскомины.

– Ешь, это же яблоня Варжетхан! – воскликнула Фатимка.

– Домой пора. Меня бабушка уже заждалась.

– Ладно. Я тогда сорву еще два – на дорогу, – и пойдем, – согласилась Фатимка.

Она полезла на дерево и потянулась за яблоками. В этот момент раздался страшный грохот, как выстрел. Я, как учила бабушка, шлепнулась плашмя на землю и закрыла голову руками. «Война началась, немцы наступают», – подумала я и начала отползать в кусты, чтобы укрыться у партизан.

Тут заорала Фатимка, и я застыла в нерешительности – спасать подругу или ползти к партизанам. Бабушка на такой случай инструкций не оставляла.

Дружба победила. Я вскочила на ноги и, пригибаясь, побежала на выручку.

Фатимка лежала подбитая под деревом и орала благим матом. В доме закричал младенец. В окнах загорелся свет, и начали выскакивать соседи.

При свете картина вырисовывалась такая. Фатимка лежала на боку и держалась за попу. Над ней стояла Варжетхан с ружьем наперевес и ругалась настоящим русским матом.

Меня за ухо поймал сосед и даже оторвал от земли.

– Чья ты девочка? – спросил он, вглядываясь в мое лицо.

– Внучка Марии, дочь Ольги из Москвы! – закричала я.

Сосед выругался матом по-осетински.

Домой Фатимку несли на одеяле, а меня тащили за ухо. Варжетхан подгоняла меня клюкой, не переставая костерить Фатимку.

– Так, Фатимку положить на живот, – велела Варжетхан, когда тетя Роза открыла ворота и ахнула, – а с этой я завтра разберусь, – ткнула она в меня клюкой.

Поскольку на плече Варжетхан так и болталось ружье, с ней никто не спорил.

Следующий день был «худшим днем в моей жизни». И в жизни Фатимки тоже.

Варжетхан стреляла солью, но метко. Фатимка лежала на животе с перевязанной попой, над которой всю ночь колдовала гадалка. Сама покалечила, сама и лечила. Фатимка должна была пролежать так, не двигаясь, еще неделю.

Самое ужасное, что ее никто не жалел, даже тетя Роза.

– Так тебе и надо, – говорила Фатимкина мама, – какой позор на мою голову! Что твой отец скажет? Какую дочь я воспитала?

А у меня случились такие понос и рвота, какие были только у моей мамы после марганцовки. Желудок никак не хотел переваривать яблоки с солью и выворачивался наизнанку.

Самое ужасное, что меня тоже никто не жалел, даже бабушка.

– Так тебе и надо, – приговаривала она.

И если Фатимка могла лежать только на животе, я могла лежать только на спине.

Через двое суток тетя Роза разрешила мне, обессиленной и похудевшей, проведать подругу.

– Не могу больше так лежать, – пожаловалась Фатимка.

– У меня хуже было, – ответила я.

– Ну скажи, это ведь самая вкусная вещь на свете?

– Да, – подтвердила я.

А что я могла ответить раненой подруге?

– Только они не молодильные, – уточнила я, – видишь, я же не превратилась в маленькую девочку.

– Просто они неспелые пока, – отмахнулась Фатимка.

Потом, когда Фатимка обрела способность передвигаться, нас отправили с пирогами, курицей и пастилой к Варжетхан просить прощения.

– Ты будешь говорить, – понукала меня Фатимка.

– Нет, ты, – отказывалась я.