— Точно! — Матвейка, наконец-то, согрелся и теперь держал горячую кружку за ручку, а не двумя руками за бока, как раньше. — Чеширский говорил, что штандартенфюрер этот по каким-то совсем секретным делам приехал и может даже начальнику гестапо приказывать.
— Фамилия у него есть?
— Фон Рудж. — Матвей почесал в затылке. — И ещё Чеширский говорил, что Руджа этого немцы и сами побаиваются. Злой он, холодный, как зыркнет — мурашки по коже.
— Ты его видел? — осведомился командир отряда.
— Ага.
— И что?
— Фашист как фашист, чтоб ему пусто было. — Подросток подумал и добавил: — Только я его издали видел. И вечером. Он днём не выходит.
— Не простой фашист, получается, — протянул Ветров. Командир отряда был не местный — присланный из Москвы офицер НКВД — и знал о немцах гораздо больше остальных. — «Аненербе» секретными делами занимается, и я ума не приложу, что этой организации понадобилось в Озёрске.
Юный Столяров лишь руками развёл, показывая, что разделяет недоумение Ветрова.
— Где этот фон Рудж чаще всего бывает?
— Говорят, в графской усадьбе.
— Говорят? А ты не видел?
— Я ж сказал: он днём вообще не появляется, — округлил глаза парнишка. — Ночью выходит и уезжает сразу.
— Нужно проследить, — жёстко приказал Ветров.
— Слушаюсь.
— У тебя в усадьбе знакомые есть?
— Ну, есть. Нюрка Ластикова, тёти Паши, поч-тальонши, дочка. Я через неё и…
— Вот-вот! — перебил Ветров. — Только через неё. Она местная, подозрений не вызовет.
Только что закончилась кинохроника — очередной выпуск «Die Deutsche Wochenschau», — и в зале на полминуты включили свет.
— Ах, поскорее бы, — сквозь зубы бросил Пётр соседу, белобрысому здоровяку в форме гауптштурмфюрера ваффен СС. — Знаете, Мюллер, Цара Леандер — моя любимая актриса.
Капитан скривил губы:
— Говорят, эта Леандер — еврейка.
— Еврейка на экранах рейха?! — Фон Рудж театрально вытаращил глаза. — Вы шутите, мой дорогой. Она шведка! Доктор Геббельс не пропустил бы на немецкие экраны еврейку!
— Но её талант…
— Мюллер?
Гауптштурмфюрер опомнился и с лёгкой нервозностью произнёс:
— Разумеется, господин штандартенфюрер, никаких евреев на экране.