Семейное дело

– Не обязательно. Вы сами сказали, что некто действовал по обстоятельствам…

– В деталях – да: он ничего не планировал! А в целом всё сложилось очень даже ладно. Мы с Верой съехались в Москве одновременно. Оба с опозданием. Допустим, случайность. Но это прекрасная возможность столкнуть нас лбами. А мы раз! – хлопнул я и развёл ладонями, – и не столкнулись! Договорились полюбовно! Вот чего некто не ожидал. Во всяком случае, с этого места он поступает на авось и начинает ошибаться!

– Зачем ему было сводить вас с Верой? Некто, как вы его называете, спокойно бы расправился с ней. И вы бы в своём городе ничего не узнали об этой истории.

– Ну, как видите, расправляться с Верой ему оказалось удобней с моей помощью. Это, во-первых. А во-вторых вполне возможно, что сталкивая нас с сестрой, он затягивал время. Для какой-то своей цели. Если бы мы упёрлись с Верой, суд бы затянулся. Но для чего ему это время понадобилось? – я пожал плечами.

Нина долго молчала.

– Вы рассказывали, что приятель вашего отца, слышал будто кто-то ходил в доме Владимира Дмитриевича. Может соседи или знакомые видел того, кто приходил к нему или к Вере …как близкий друг? Вы же не знаете, как жили ваша сводная сестра и её муж! Может, они ссорились, и у Веры был другой мужчина. Такое случается.

– Всё возможно! Гадать можно до бесконечности! Из тех людей, которых я знаю в связи с этим делом, про Веру может рассказать только Лапшина, их соседка.

Нина докурила очередную сигарету. Её всегда смеющиеся глаза на этот раз были серьёзны. Женщина присела на краешек дивана и зябко укуталась в кофту. Я продолжил:

– Лапшина знает, что после отъезда из Москвы я не возвращался в квартиру отца и, значит, никакого письма там не печатал. Ведь ключ я мог взять только у неё! Допустим, я сделал слепок. Всё равно мимо её квартиры мышь не проскользнёт, и она бы меня обязательно услышала. А теперь предположим, что ключ есть у того, кто напечатал письмо. В этом случае Лапшина должна была знать или хотя бы видеть этого человека. Кроме того, как Вера могла не заметить на столе черновик, якобы мной забытый? Хотя, конечно, в бумагах отца она копаться не стала бы! – подумав, ответил я на свой вопрос. – И еще. Вера говорила мне, что о смерти отца ей сообщила Лапшина. А та зачем-то соврала мне, что не знает, где девушка, и не знает её питерский адрес.

– Вам есть смысл увидеться с соседкой. Но мне кажется, что вы всё-таки сильно усложняете. Вполне возможно, что Вера и соседка чего-то от вас скрывали для своей выгоды. Только и всего. Сейчас все настолько политизированы и насмотрелись криминальных новостей, что родня Веры сочинила историю про вас, и сама в неё поверила. Им-то теперь обиднее, чем вам, терять то, что они уже считали своим.

– Посмотрел бы я, как вы бы упрощали, если бы в убийстве обвинили вас! Вам плохо? – Я встревожился, взглянув на Нину. Женщина ссутулилась и зябко поёжилась.

– Чуть тошнит. Отравилась. Сейчас в магазинах продают всякую дрянь. Говорите!

– А что говорить? Всё!

– Про вашего отца, если это правда, то это ужасно! – сказала женщина. – Почему вас вдруг заинтересовало его прошлое?

– Это получилось случайно. – Я рассказал про фотографию отца и его жены за несколько лет до знакомства моих родителей. – Я стал искать его знакомых, которые могли знать обо мне. Вдруг кто-нибудь из них оказался бы тем неизвестным или посоветовал бы, где неизвестного искать. Но у отца слишком много знакомых.

– Почему же вы не рассказали в милиции о своих гипотезах? Может они быстрее разыщут этого человека?

– По письмам и фотографиям? Нет уж! Им незачем соваться в наши семейные дела. Мне давняя знакомая отца и Пашин подкинули одну мыслишку. Неизвестным может быть женщина. Любовнице часто рассказывают больше, чем другу.

– Вполне может быть. Но какой же физической силой должна обладать подруга вашего отца, чтобы затащить Веру в товарный вагон так, чтобы её там не сразу нашли!

– А сообщник? – не сдавался я.

– Получается, как бы это сказать, что вашего отца окружали одни подонки?

Я хмыкнул.

– Пожалуй! Убедили! Где вы родились?

Нина мгновение помедлила, вероятно, ей не хотелось рассказывать о себе.

– В Твери, – наконец сказала она. – Вышла замуж за москвича. Подруги говорили – повезло. Почему-то считается, что москвичам всё достаётся даром.

Нина обвела насмешливым взглядом комнатушку и пожала плечами. Я хмыкнул.

– В политику вы, как отец, из журналистики пришли?

– Общественная работа и политика – немного разные вещи. Я вам уже говорила, что Владимир Дмитриевич не занимался политикой. В издания вашего отца со своими проблемами обращались разные люди. Многие до сих пор верят в силу печатного слова. А мы им помогали, чем могли. Не только публикациями.

– Судя по скептической интонации, в силу печатного слова вы не верите?

– Почему же? Верю! В его разрушительную силу. Само по себе слово ничего не стоит, но люди склонны видеть то, чего нет. И некоторые, немногие, очень ловко используют склонность людей отрицать очевидное и верить в химеры.

– Мой отец тоже использовал эту склонность?