Семейное дело

Стемнело. В узком желобе между домов переулка повис дорожный «кирпич». Державшие его тросы едва виднелись на фоне неба угольного цвета с бледными звёздами. Тёмные окна отражали желтые вспышки светофора за углом. С черных верхушек деревьев сквера, похожего на сотни других московских скверов, спорхнул теплый ветерок, покопался в мусоре у стены и улетел: днём огородники разбили здесь стихийный базарчик на старых ящиках – тогда такие базарчики были в Москве на каждом углу.

Из-за поворота завыл запоздалый троллейбус и, щёлкнув башмаками штанг на проводах, подрулил к остановке. Забыв, что теперь я богач и могу позволить себе такси, я было по привычке припустил за троллейбусом, когда меня будто ударили под коленки, и я остановился. Дом и поворот, откуда вынырнул троллейбус, «кирпич» между домами, скверик напротив и стихийный базарчик, безликие каждый по отдельности, вместе показались мне знакомыми. Я видел их не тогда, когда подходил к дому Завьяловой – да и шёл я с другой стороны! – а раньше! Я видел это место днём! За поворотом, на первом этаже должно было быть отделение связи…

Троллейбус подождал меня и, с лязгом закрыв двери, укатил. А я без мыслей смотрел на слепые окна отделения связи, откуда отправлялись обе телеграммы.

Поодаль, со стороны дома Завьяловой, в тени деревьев замаячили двое. Они направились ко мне. Я опасливо огляделся. Вокруг никого! Возможно, прохожие хотели прикурить или им вовсе не было до меня никакого дела. Но я испугался. Сам не знаю, чего! Вспомнил разговор о сообщниках. Хватился, что меня может сцапать милицейский патруль. Поэтому остановил такси и поехал домой. Но передумал и назвал адрес отца.

Конечно же, испугался я тогда не прохожих. А своей догадки! В микрорайоне жили десятки тысяч людей, и то, что квартира Нины оказалась рядом, могло быть совпадением. Но в такие совпадения я не верил! В машине я ругал себя за близорукость. Как же я не заметил очевидное! Её нервозность в разговоре со мной и то, с каким жаром она защищала отца от моих нападок, теперь приобретали совершенно иной смысл, нежели ревность благодарного сотрудника. Они с отцом работали вместе. Нина, красивая и умная женщина, не стала бы афишировать служебный роман со своим шефом.

В голову лезла всякая дрянь. И я не вернулся к Нине за ответами на свои вопросы лишь только потому, что боялся услышать правду.

Мимо желтых мигающих светофоров мы по Большому Устьинскому мосту проскочили Москву-реку, свернули в знакомый мне переулок и остановились у церквушки. Я расплатился и вышел.

У подъезда ржавый свет фонаря очертил круг на асфальте и «жигулёнок» на привычном месте у входной двери. Я старался ступать как можно тише в тени дома.

Будь я постарше, мне бы и в голову не пришло ломиться в чужую квартиру во втором часу ночи. Но после своего открытия с телеграммами я хотел немедленно поговорить со старухой Лапшиной.

Гранитные ступеньки, высокие потолки подъезда, рыжий электрический свет. Ничего не изменилось. Но мне казалось, что я вернулся сюда спустя вечность.

Умеряя дрожь в теле, я позвонил в двери. Мне показалось, что в тишине мой звонок слышит весь подъезд. За дверью никто не отозвался. Я позвонил еще раз и прислушался. В глубине квартиры мне показалась, мяукал кот. Если бы хозяйка уехала на дачу, то забрала бы его с собой. Значит, старуха «затаилась» и дожидалась моего ухода.

Досадуя, я покрутил овал никелированной ручки. Дверь, как в заезженном ужастике, приоткрылась, и из квартиры потянуло сладковато-приторной вонью. От этого тошноватого смрада закружилась голова. Сердце тревожно заколотилось. Кот, услышав в прихожей шаги, жалобно замяукал. Я прикрыл за собой дверь и нашарил включатель.

Перед глазами у меня до сих пор это жуткое видение: свет из прихожей, на диване под пледом что-то бесформенное, а на подушке оскаленная дыра с золотым зубом. Кот с воем метнулся мимо меня к двери. Я выпустил его в подъезд. Потом пятился, пока не упёрся в стену. Но было ли это в квартире или уже на улице, я не помню. Меня вырвало, а сладковато-приторная вонь даже на свежем воздухе забивала носоглотку.

Еще помню, как на ступеньках церквушки я безуспешно попытался закурить. У меня тряслись руки и стучали зубы, а в голове крутилось: сколько же она там пролежала? И никто (!), никто (!) из соседей не узнал, почему орёт несчастный кот…

Немного придя в себя, я по телефону на углу вызвал милицию, и только после осмысленного действия вспомнил про ключ от квартиры отца. Один ключ был у Веры, а другой, запасной, у старухи. Без ключа в квартиру отца я не попаду.