Читаем Семейное дело полностью

— С кем же? — усмехнулся Алексей. Он ничего не рассказывал Глебу о последней встрече с Лидой, и тот еще ничего не знал.

— Она что же — не хочет пойти?

— Не надо, Глеб, — поморщился Алексей. — Вообще не надо больше говорить на эту тему.

— Понятно, — сказал Глеб.

Они разговаривали на ходу, во время перерыва, но перерыв уже кончался. В цехе зажегся полный свет, и Алексей был рад, что ему пора работать — это избавляло его от необходимости что-то объяснять Глебу.

А на следующий день тот же вопрос Алексею задала мать:

— Ты идешь один?

Наваждение какое-то! Он не сдержался на этот раз и ответил с ненужной резкостью:

— Да, один, и ты прекрасно знаешь, что я иду один.

Мать, которая только что оглядывала его с неприкрытым любованием, не обиделась, не отчитала его тут же за эту грубость. Скорее всего, она не сразу сообразила, почему сын так неожиданно сорвался, и только потом поняла, что ее вопрос — такой обычный в подобном случае — причинил Алексею боль.

— Я тебя подожду, — сказала мать, проведя рукой по воротнику его пальто и поправляя выбившийся шарф. Он уже смущенно и как бы извиняясь за свою резкость, нагнулся и поцеловал ее.

До кафе было недалеко, и он не стал ждать автобуса — пошел пешком и поймал себя на том, что с удовольствием слушает скрип снега под ногами, вдыхает морозный воздух, разглядывает лица встречных. Две девчушки пробежали мимо, одновременно стрельнув в него глазами, и чему-то засмеялись уже за его спиной. Женщина катила коляску — широкую, просторную, — и он заглянул туда, в коляску, где лежали два кулечка — двойняшки. «Сегодня я выпью, — подумал Алексей. — Возьму и выпью как следует. И буду говорить о жизни с кем попало». Он предъявил у входа билет и подошел к вешалке.

В вестибюле было уже людно и шумно. Пока не приглашали в зал, все собирались кучками, знакомились с девушками знакомых, угощали друг друга сигаретами, и Алексей невольно задержался взглядом на нарядных платьях и пышных прическах. Здесь еще не было его знакомых, с кем можно было бы постоять вот так и поговорить. Он тоже закурил и стоял у колонны, озираясь, испытывая неловкое и не очень-то приятное чувство одиночества. Вдруг кто-то взял его под руку. Он повернулся — рядом стояла Нина.

Водолажская улыбалась, и это было сущей неожиданностью. Он впервые видел, как улыбается эта строгая красивая женщина. И то, что она подошла, было хорошо — во всяком случае, хоть один знакомый человек, и уже нет чувства одиночества.

— Ты кого-нибудь ждешь?

— Должен прийти Глеб Савельев. А ты?

Он поискал глазами, словно пытаясь определить, кто же здесь ее муж, но Водолажская тряхнула головой.

— Нет, я тоже одна. Может быть, сядем вместе?

— Давай вместе, — согласился Алексей.

— А пока дай и мне сигарету.

— Ты куришь?

— Иногда.

Что-то здесь было не то и не так. Это Алексей почувствовал сразу. С Ниной что-то происходило, и она курила нервно, длинными затяжками, оставляя на фильтре яркий след помады.

— А знаешь, — сказала она, — я даже обрадовалась, увидев тебя. Ужасно не люблю, когда вокруг никого из своих.

— Да, — кивнул Алексей. — Я тоже не люблю.

— Это я заметила, — засмеялась Нина. — Очень уж крепко ты колонну подпирал. — Она снова взяла его под руку. — Как это вы говорите, когда хотите познакомиться с девушкой: «Давайте поскучаем вместе…»

— Ну, — сказал Алексей, — это уж из твоего личного опыта, наверно.

Он все оглядывался на входную дверь, боясь пропустить, не заметить Глеба и Надю, а их все не было.

Вдруг он вздрогнул — так неожиданно в вестибюль вошли трое: Лида, Эдька Коган и высокий парень с длинными волосами, без шапки, с трубкой во рту. Билеты предъявил Эдька. Стало быть, как-то раздобыл…

Алексей глядел не на Лиду, а на высокого парня, каким-то чутьем угадав, что это и есть именно тот самый человек… Впрочем, по тому, как он пропустил вперед Лиду, как взял из ее рук сверток, как придержал ее, чтобы на нее не наткнулась другая пара, — все было ясно и без обостренного чутья. Лида не заметила Алексея. Он проводил ее долгим взглядом — и Нина перехватила этот взгляд.

— Знакомые?

— Да, — словно очнулся он. Так вот как скоро довелось увидеться! И все равно — ерунда, пройдет это у нее, не может не пройти… Его начало знобить.

— Явился твой Глеб, — сказала Водолажская. И тут же открылись двери в кафе, — все, кто были здесь, неторопливо пошли в зал, и Алексей сказал Нине:

— Надо занять столик.

Он не оглядывался по сторонам, хотя тут было неплохое местечко, как теперь любят говорить, вполне современное. Разноцветно окрашенные стены, рояль с откинутой крышкой — воронье крыло на терракотовом фоне — и керамические вазы с натыканными в них вкривь-вкось сучками, что тоже очень-очень современно.

Алексей попросил Нину занять один столик, сам сел за другой, соседний. Озноб быстро прошел. Теперь он действовал спокойно и расчетливо: дождался, когда в зале появится Эдька, помахал ему рукой, даже улыбнулся ему навстречу — вот, пожалуйста, садись со своей компанией, будем рядом. Кто это с тобой?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Советская классическая проза / Проза