Семейное дело

— Для меня, товарищ Силин и товарищ Губенко, в данном случае важен принцип. Значит, составляя служебную записку, директор завода не посоветовался с секретарем парткома?

Он глядел на Губенко, тот даже не кивнул.

— Вы же знаете, — сказал Силин, — у меня было слишком мало времени. Два выходных партком не работал.

— Но, сколько я понимаю, эта записка — не пожелания столу заказов в ближайшем гастрономе. Так вот, я эту записку не читал и читать пока не буду. Проведите ее на парткоме, пригласите главного инженера, начальников цехов и служб… Это не мой каприз и не формализм, поймите меня правильно. Я давно знаю Силина и знаю, что он любит требовать большего, а обком не добрая фея, которая все может.

Он знал, что Силин сейчас кипит. Ничего, голубчик, если тебя вовремя не остановить, ты и не такое заломишь… Рогов помнил, как несколько лет назад по требованию Силина, тогда еще главного инженера завода, он, Рогов, помог получить шкодовские токарные станки, а кто-то из заводских головотяпов пустил их на шлифовку — и все, и конец был станкам. Для Силина — это он понял еще тогда — важно было получить.

— Не понимаю, Георгий Петрович, — сказал Силин, — что ж, директор завода не может сам решить эти вопросы?

— Я не буду приводить поговорку о количестве голов, что всегда лучше одной, Владимир Владимирович. Я только напомню вам, что партком — контролирующая организация, и в таких вопросах обходить его не стоит.

Ему показалось, что он сказал это с излишней, быть может, резкостью. Ладно, ничего, пусть поймет и это. И то, что резкость была допущена в присутствии Бешелева, конечно, директору не очень-то приятно. Тоже ничего! Пусть и этот парень учится уму-разуму.

Рогов задал Губенко еще несколько вопросов — отвечал на них секретарь парткома торопливо, но, в общем-то, дельно, правда поглядывая на Силина, будто ища если не поддержки, то хотя бы одобрения тому, что он говорил.

Все. Можно ехать в обком. Только надо будет остановиться по пути и почистить ботинки.

6. «ЗАУЭР — ТРИ КОЛЬЦА»

Домой Силин возвращался поздно. Года три назад он был в Англии и на одном заводе спросил у генерального директора, сколько тот работает. Ответ его удивил: двенадцать часов. Став директором, он работал по десять-одиннадцать часов и как-то сказал своему главному инженеру Заостровцеву: «Раньше столько работали рабочие, а сейчас начальство».

С завода он обычно возвращался вместе с Заостровцевым, и в машине оба больше молчали: сказывалась дневная усталость, да и не хотелось обсуждать при шофере заводские дела. Если разговор и заходил, то обычно о каких-то незначительных вещах: надо позвонить туда-то, договориться с тем-то.

Заостровцев жил с Силиным по одной лестнице, этажом ниже, но друг к другу они ходили редко. Кира считала, что это по одной причине: они и на заводе устают друг от друга. Но была еще одна причина — Силин не выносил жену Заостровцева. Если Виталий Евгеньевич был человеком спокойным, деловым, точным — что Силин ценил в нем, — то Гаэна Николаевна оказалась просто вздорной, не очень-то умной и, как бывает с неумными людьми, властной женщиной. Заостровцева она держала, как говорится, в ежовых рукавицах. Больше того, как-то они собрались за столом у. Силина, не то 8 Марта, не то 1 Мая. Гаэна Николаевна (это на этаж выше!) пришла в бальном платье, а потом заявила, что именно она сделала Заостровцева тем, кто он есть. Да, да, именно она! Шила, брала заказы, чтобы он, техник, учился, кончил институт, и она не боялась давать ему советы, она одна… Заостровцев слушал молча. Когда они ушли, Силин сказал о Гаэне Николаевне: «Чингисханша какая-то». С тех пор между собой они так и звали ее — Чингисханша. Силин не понимал, как вообще можно жить с такой женщиной.

Но в тот день, возвращаясь с завода, Силин изменил своему правилу — не говорить в машине о серьезных делах.

— И все-таки, Виталий Евгеньевич, меня больше всего беспокоит стенд в двадцать шестом. Рогов, когда был у нас, обещал нажать, кое-что Нечаев собирается сделать своими силами… Вы, конечно, понимаете, что будет, когда выйдет головной, а мы не сможем поставить его?

Заостровцев ответил не сразу.

— Я говорил с Нечаевым и не волнуюсь так, как вы.

— Нечаев успокоил? — усмехнулся Силин. — А я-то думал, что он может только раздражать.

— Он толковый инженер, Владимир Владимирович, вы же сами знаете.

— Мне нужен стенд, — сердито сказал Силин. — Через три месяца — и кровь из носу. Вы всегда были точным человеком, и я хочу, чтобы вы ответили мне точно: будет стенд или нет?

Заостровцев кивнул:

— Раз надо, значит, должен быть.

— Это не ответ, Виталий Евгеньевич. В конце концов, если все время требуют с меня и с меня, я буду требовать с других вдвое больше. А то как удобно у нас все получается: руководство коллективное, а ответственность — персональная.