Семейное дело

Он никуда не уехал. Рогов был похож на того старшину и сумел уговорить его. Или сама встреча с ним — в горкоме комсомола, на лестнице — была такой, что все, все вернулось, и ему подумалось: а на самом-то деле, куда это я? К кому это я?

Рогов спускался по лестнице, и Силин узнал его не сразу: сначала увидел пустой рукав, засунутый в карман пиджака, и только потом вгляделся в лицо.

— Можно вас, товарищ?

— Можно. Вы по какому вопросу?

— По вопросу борьбы с бюрократами, — сказал Силин. — Мы там, на фронте, кровь проливали, а здесь только и слышишь: «Вы по какому вопросу?»

Рогов удивленно поглядел на Силина, и наконец-то в его голове что-то сработало. Он сунул руку в карман и вытащил пачку папирос, тряхнул ее, одна папироска выскочила, он закусил мундштук зубами и вытащил из пачки.

— Это хорошо, что ты треплешься, — сказал он. — Значит, живой.

— Живой, как видишь.

— Обнимемся?

— Обнимемся.

Они коротко обнялись и отстранились друг от друга, словно устыдившись этого сантимента.

— Царапаный?

— Есть малость. А про тебя я уже все знаю, Гошка.

— Был у Анны Петровны?

— Да.

— Идем, — сказал Рогов. — Посидим у меня. Спички есть?

— Есть.

— А у меня кончились. Дай огоньку.

Разговор о Москве был уже потом, в неуютном кабинете Рогова, где стояли старые стулья, заваленный бумагами стол да портрет Сталина над столом — вот и все, что было здесь. Услышав о Москве, Рогов встал и начал ходить, сдвигая стулья к стене. Должно быть, у него только что было какое-то совещание, и все ушли, оставив стулья как попало.

— Ты член партии?

— Уже год.

— Это стаж! — сказал Рогов. — Но я хочу знать, какой ты большевик — настоящий или скороспелый? Мы тут задыхаемся, понимаешь? Наш механический прекратил выпуск военного оборудования, пришли заказы на воздуходувки для шахт, нагнетатели… Ребята возвращаются и, конечно, на предприятия — куда ж еще? На механическом нет комсорга ЦК, молодежь без глаза, без организатора. Ты ехал — видел, сколько надо строить? Ты вот о себе подумал — а о стране?

— Я о ней два с половиной года на фронте думал.

— И хватит, да? Чего ты молчишь?

— Думаю, когда ты жрал в последний раз. От тебя остались кожа да кости.

— Если уж тебе так меня жалко — помоги. Правда, обещаю, что и от тебя тоже скоро останутся кожа да кости.

— Так плохо? — спросил Силин.

— Трудно, — кивнул Рогов. — Кто сейчас на заводе работает? В основном женщины, а им пора другими делами заниматься… А приходит кто? Либо пацаны, которые подросли за войну, либо демобилизованные, которые станок в глаза не видели. Колька у нас уже в корифеях ходит, трех учеников взял, а сам моложе их лет на шесть или семь… Поубавилось-то у нас рабочего класса, все сызнова начинать надо.

Наконец он расставил по местам все стулья, но это его не успокоило. Он снова закурил и затягивался быстро, жадно, комкая мундштук папиросы. Вдруг он с яростью грохнул кулаком по столу.

— Война, будь она проклята!.. Люди приезжают — жить негде, снабжение, сам догадываешься, какое… По мясным талонам — американский яичный порошок. Осенью хоть на огородах чего-нибудь поспеет. Буханка хлеба на рынке — двести рублей, отдай и не греши. Я тут прихожу к Анне Петровне, она чуть не в слезах: купила у какого-то пиджачка банку тушенки, открыла, а там мокрый песок. Вот так и живем. В Москве, говорят, легче — столица все-таки.

Искоса он поглядел на Силина.

— Да-а, — протянул Силин. — Пейзажик ты нарисовал, прямо скажем… Значит, в Москве легче?

Рогов не ответил. Тогда Силин засмеялся, откинувшись на спинку стула и раскачивая его. Ну, насобачился, секретарь, ну, научился! Пламенный трибун! Черт с тобой, давай звони куда следует, говори с кем положено, что на тебя свалился готовенький комсорг ЦК. Утверждаться-то все равно придется в Москве, в ЦК комсомола, так что съезжу…

Рогов, казалось, даже не обрадовался. Словно он заранее знал, что именно так и должно быть. Он снял трубку, прижал ее плечом к уху и набрал номер. Силин не знал, кому он звонит и кто такой Игорь Иванович. «Сегодня в двадцать два?» — переспросил Игоря Ивановича Рогов и, положив трубку, устало провел ладонью по лицу.

— Сегодня в двадцать два к секретарю горкома партии, — сказал он.

— Скор же ты, — снова засмеялся Силин.

— Иначе нельзя, брат, — все так же устало сказал Рогов. — У нас теперь каждый час на счету. — Он помолчал и вдруг спросил, не глядя на Силина: — У тебя есть деньги?

— Хватает.

— Угостил бы старого друга ради встречи, что ли? У нас тут коммерческий ресторан открыли. Дорого, но зато без карточек. А я, понимаешь, совсем на мели.