Семейное дело

— Тогда как все это понять? — спросил Коптюгов. — Ты что же, копаешь под меня или что? Зачем тебя к моей матери понесло? Или скажешь — просто так, на чай с домашним вареньем?

— Может, и на чай, — кивнул Будиловский.

Первое чувство скованности, даже неприятной робости, появившееся было, когда он отказался идти к Коптюгову, заранее зная, зачем тот приглашает его, — прошло. Хорошо, что я сказал ему, что ходил туда. Его не обманывала та медлительность, с которой сейчас одевался Коптюгов. Он растерялся! И еще — разозлился, конечно, на меня. Ну и что? Разве я не имел права пойти к людям, в доме которых жил и которые вовсе неплохо относились ко мне.

— Почему они уехали? — спросил он.

— Там для матери климат лучше, — ответил Коптюгов. Он поглядел на себя в зеркало, провел ладонью по еще мокрым волосам. — Хочешь написать — адрес имеется.

«Нет, я ошибся, — подумал Будиловский. — Он спокоен. Не может человек так здорово играть в спокойствие».

— А все-таки мы сейчас поедем ко мне, Сашок, — так же спокойно, пожалуй с чуть заметной жесткостью, продолжал Коптюгов. — Дело это наше общее, и надо, чтобы о нем знали. Я самому секретарю обкома обещал, что мы сработаем, как никому, даже Татьяну Николаевичу, не снилось. Сработали ведь?.. Не для себя — для государства, верно? А ты сразу на дыбки: «Не могу, не хочу!» Я же не касторку тебя пить заставляю. Так как? За моей подписью или нашими двумя?

— Всей бригады, — сказал Будиловский и поглядел на Коптюгова в упор, кляня себя за то, что сдался, не выдержал, но отступать уже было некуда, можно было лишь наступать — вот так, хотя бы взглядом.

— А что? — словно удивляясь, что эта мысль не пришла ему в голову, спросил Коптюгов. — Даже интересно, а? Ты только волосы просуши как следует, не лето на улице…

Потом Будиловский так и не сообразит, как же получилось, что статья, написанная им, оказалась не в редакции газеты, а была передана по областному радио. Он оставил ее тогда у Коптюгова — тот хотел еще подумать, а уже на следующий день Будиловский, вернувшись в общежитие, привычно включил транзистор и лег с книжкой: ему хорошо читалось под музыку. Но скоро музыка кончилась, диктор сказал: «Начинаем передачу «Трибуна новатора». У нашего микрофона — плавильщик литейного цеха завода газовых турбин Константин Коптюгов». И ровным, чуть с хрипотцой голосом Коптюгов слово в слово прочитал ту самую статью!.. Объяснение было на следующий день. Коптюгов, догнав Будиловского еще на заводском дворе, взял его под руку и, быстро поздоровавшись, сказал:

— Понимаешь, какая у меня получилась плешь…

— Я слышал.

— Слышал? Только ты ушел — звонок, открываю — какая-то незнакомая чувиха, думаю — не туда попала, а она мне свое удостоверение тянет. Сотрудница радиокомитета. То да се, да срочно надо, у самой аж губки дрожат, когда я начал отказываться, — короче, вцепилась в нашу статью, как лиса в курицу.

— Какая противная чувиха, — усмехнулся Будиловский, но, казалось, Коптюгов не понял иронии.

— Там мне сказали, что по всесоюзному радио тоже передадут. На всю страну, понимаешь?

— Ну, если по всесоюзному, тогда зачем сердиться? — в тон ему ответил Будиловский. Он ничуть не поверил Коптюгову. Все у того было продумано заранее. Никакой чувихи из радиокомитета не существовало. Он здорово провел меня. И когда несколько минут спустя Сергей спросил:

— Что это ты сегодня такой кислый? — Будиловский ответил:

— Как говорил Гейне — зубная боль в сердце.

— Не можешь не подпереть себя классиком! — засмеялся Сергей. — А ты выступление Коптюга по радио слышал? Зачем ему вкалывать, если он так здорово пишет и выступает?

Он глядел на Будиловского насмешливо, явно недоговаривая чего-то или ожидая, что же Сашка скажет на это, — и Будиловский ответил, стараясь сдержать рвущуюся злость:

— Этот комплимент, как я понимаю, относится не к нему, а ко мне. Ты хочешь сказать, что это я здорово пишу?

— Именно!

— Ну, тогда спасибо.

— Пожалуйста, не за что. — И, обернувшись к стоявшему неподалеку Коптюгову, Сергей крикнул: — Поздравляю, шеф! Тебе крупно повезло. С такими помощниками, как мы, не пропадешь!

Он пошел на шихтовой двор — подавать завалочную корзину, а Будиловский глядел ему вслед с обидой и горечью и думал: зачем он так? Слишком уж явной была издевка, чтобы ее не понять: один пишет, другой подписывает — работает контора! Ну а слава, конечно, ему, шефу, как называет Коптюгова Сергей, и это словечко получается у него каким-то особенно ехидным.

22

В первых числах января на заводе появился никому не знакомый человек. Пропуск ему был уже выписан, в парткоме его ждал заместитель секретаря по идеологии — так было договорено еще накануне, когда этот человек позвонил из Москвы и сказал, что редакция одной центральной газеты поручила ему проверить в Большом городе письмо попавшей в беду женщины.