Семейство Ченчи

— Хорошо, что я его тогда не поцловала! На третій день пріхалъ онъ къ намъ, заперся съ папашей въ кабинет и выходить потомъ — весь въ слезахъ… разошлась свадьба. Такъ бы я и осталась «оцлованная»!..

Разошлась же свадьба такимъ случаемъ. Когда женихъ сказалъ своему хозяину, что намревается жениться, тогъ воскликнулъ, даже не дослушавъ:

— Жениться хочешь? И отлично. Только женишься ты не на этой тамъ своей, — какъ бишь ее? — а у меня для тебя давно припасена невста.

И выводитъ за руку свою старшую дочь. Противъ хозяйской воли приказчикъ не посмлъ итти, къ тому же за прежнею невстой ему давали десять тысячъ, а хозяйская дочка приносила съ собою стотысячное приданое, да еще богатыя перспективы въ будущемъ, — женился, хоть и сквозь слезы… И такъ все это было ясно, понятно, въ порядк вещей, что на измнившаго жениха даже не обидлись ни брошенная невста, ни ея семья: что же длать? хозяинъ не веллъ, — значитъ, не судьба. Невста (женихъ ей не очень нравился) плакала лишь объ одномъ:

— Господи! какая пройдетъ обо мн слава по купечеству, что отъ меня женихъ отказался…

Нашелся другой искатель ея руки — настоящій герой нашей исторіи, тоже старшій приказчикъ очень крупной фирмы, торгующей мховымъ товаромъ. Хватилъ немножко образованія. На невсту произвелъ впечатлніе тмъ, что «вс смются, зубы скалятъ, а онъ смотритъ этакъ серьезно, пристально, даже съ суровостью». Могъ говорить по-умному. Однако — изъ-за приданаго торговался, какъ жидъ, прося накинуть дв тысячи на общанныя десять: а то разойдется дло.

— Папаша, дайте ему двнадцать тысячъ! — молитъ дочь.

— Голубушка, мн не денегъ жаль, а тебя: какой же онъ будетъ теб мужъ, если: способенъ отказаться отъ тебя изъ-за двухъ тысячъ?

— Дайте, папаша; все равно — видно, ужъ такая моя судьба. А мн будетъ очень срамно, если разойдется и вторая моя свадьба!

Внезапно женихъ подался на великодушіе: согласился на десятитысячное приданое. Приписали это его влюбленности, но впослдствіи ларчикъ открылся иначе: изобртательный молодой человкъ сватался разомъ къ тремъ невстамъ и, когда его драгоцнную особу нигд не оцнили дороже восьми тысячъ, женился на той, за которою давали десять.

Стали жить — и довольно ладно. Торговая репутація молодого была хороша: онъ славился знатокомъ мха, человкомъ честнымъ, энергичнымъ, исполнительнымъ. Тесть — не слишкомъ довольный, что зять его — человкъ подвластный, да еще служитъ конкурирующей фирм, - далъ ему средства устроить самостоятельный магазинъ на деньги жены и ссуду подъ вексель. Кром того, выдавалъ дочери ежемсячно сто рублей на булавки. Кром скупости, молодая не примчала за мужемъ особыхъ недостатковъ: деньги у нея онъ отбиралъ, а выдавалъ на содержаніе дома по рублю въ день и требовалъ, чтобы столъ былъ перваго сорта.

— Если, бывало, бифштексъ не по вкусу, заберетъ его съ тарелки, да и пуститъ мн въ лицо черезъ столъ. Супъ не понравится — супомъ плюется…

— Вы называете это — «не было особыхъ недостатковъ»?

— Что же? у другихъ хуже бываетъ… Тогда онъ меня, по крайней мр, не билъ…

Съ теченіемъ времени къ скупости прибавилась странная жестокость — сперва по отношенію къ постороннимъ: мальчиковъ въ своемъ магазин молодой купецъ билъ за каждую, даже самую ничтожную вину съ такою свирпостью, что они убгали одинъ за другимъ, а жена трепетала:

— Не миновать намъ бды — попадемъ подъ судъ.

— Эка важность, что бью! — оправдывался мужъ:- меня самого били… и не такъ еще! вотъ и вышелъ человкомъ…

Пугала окружающихъ не самая наклонность купца къ бойлу — «всхъ ихъ били и вс вышли людьми» — но, что онъ билъ не спокойно, — не для наказанія, — зврлъ, нанося удары… Въ полномъ своемъ ужас развернулась его разнузданность на руку, когда подросли и стали учиться дти. Не зная по-латыни ни одного слова, отецъ вздумалъ репетировать сынишку-гимназиста.

— Какъ же это онъ ухитрялся?

— А онъ когда-то начиналъ учиться по-французски, — такъ буквы помнилъ. Спрашиваетъ, бывало, у Коли слова и смотритъ, на первую букву, такъ ли начинается слово, какъ Колька отвтитъ. Столъ?.. Если Колька ошибается, скажетъ вмсто «mensa», положимъ «mensis» — отецъ не замчаеть: хорошо! молодецъ!.. Но, если бы онъ ошибся въ первой букв — ну, обмолвился бы хоть tensa или pensa, — у отца сейчасъ же наливаются кровью глаза: такъ-то ты учишься, мерзавецъ? Ремень въ руки — и пошло живодерство.

А мы еще смемся надъ горбуновскимъ анекдотомъ, какъ купецъ выдралъ сынишку за «Софонизбу», почитая ее за неприличное слово! Впрочемъ, я зналъ барышню, которая на вопросъ, что подлываетъ ея сестра-курсистка, важно отвчала:

— Изучаетъ какую-то Спинозу… должно-быть, очень мудреная болзнь, потому что давно уже изучаетъ…