Успокоившись нѣсколько, я послала за Мери Анной и разсказала ей все; но какая испорченность души! она не хотѣла согласиться со мною ни въ чемъ. «Мистриссъ Горъ показывала какія-нибудь дѣловыя бумаги», говорила она: «у этой женщины какая-нибудь тяжба, или, быть-можетъ, какъ у насъ, дѣло по наслѣдству, и ей нужно посовѣтоваться объ этомъ». Но какъ нелѣпо такое предположеніе! Конечно, для-того, чтобъ дать подобный совѣтъ, нѣтъ необходимости быть отцомъ семейства. И вотъ, Молли, я оставалась одинока, но имѣя ни въ комъ ни опоры, ни помощи! Въ первый разъ съ тѣхъ-поръ, какъ нахожусь за границею, желала я быть въ Додсборо. Нѣтъ, К. Дж. не рѣшился бы вести себя подобнымъ образомъ въ Ирландіи, гдѣ были бъ на него обращены глаза всѣхъ сосѣдей.
Тяжкую ночь провела я, Молли, потому-что Мери Анна не оставляла моей комнаты, продолжая спорить со мною, стараясь убѣдить меня, что я ошибаюсь, и что если буду поступать сообразно моему заблужденію, то погублю всѣхъ насъ. «Теперь мы нашли», говорила она: — «самый благопріятный, невѣроятно-счастливый случай быть введены въ лучшее общество. Мистриссъ Г. аристократка, въ короткихъ сношеніяхъ со всѣми членами фёшёнэбльнаго свѣта: если мы поссоримся, даже просто будемъ имѣть легчайшую непріятность съ нею, чѣмъ опять мы будемъ? Кто захочетъ принять насъ? У насъ ужь и безъ того много препятствій къ успѣху въ обществѣ; уродливый костюмъ папа, имя „Доддовъ“, уже довольно вредятъ намъ, и только величайшій тактъ и геніальнѣйшій образъ дѣйствій могутъ превозмочь эти неудобства. Мы, говорила Мери Анна: — пускаемся въ море, рискуя всѣмъ въ мірѣ; не будемъ же отталкивать лоцмана…» прекрасный лоцманъ — женщина, которая низвергаетъ въ пучину все наше семейство!
Но, такъ или иначе, Мери Анна уговорила наконецъ меня обуздать мои чувства, довольствоваться наблюденіемъ за ихъ поведеніемъ: они не могутъ предполагать, что мнѣ все извѣстно, и слѣдовательно я могу быть увѣрена, что поймаю ихъ.
Принявъ этотъ планъ, я стала покойнѣе душою, потому-что, какъ я замѣтила Мери Аннѣ, имѣю необыкновенную власть надъ собою, и, покушавъ холодныхъ цыплятъ съ салатомъ, который Мери Анна приготовляетъ удивительно, и выпивъ стаканъ нигоса [35]
, я крѣпко проспала до вечера.Мери Анна два раза приходила посмотрѣть, не проснулась ли я, но я лежала въ полусонной дремотѣ и не слышала ничего, пока она сказала, что мистриссъ Горъ Гэмптонъ чрезвычайно желаетъ переговорить со мною о чемъ-то по-секрету. «Кажется», сказала Мери Анна, «что ей нуженъ вашъ совѣтъ въ какомъ-то затруднительномъ дѣлѣ, потому-что она очень взволнована и чрезвычайно-нетерпѣливо ждетъ, пока вы ее примете». Сначала я думала сказать, что нездорова и не могу ни съ кѣмъ видѣться; но Мери Анна убѣдила меня, что лучше принять ее; потому я надѣла черное атласное платье съ тремя воланами и свою агатовую брошку, изъ уваженія къ памяти покойнаго Джонса Мэк-Керти; потомъ стала ожидать ее со всѣмъ спокойствіемъ, какое было возможно въ моемъ положеніи.
Мери Анна часто замѣчала, что въ моей манерѣ, когда я оскорблена, чрезвычайно-много спокойнаго достоинства, которое очень пристало мнѣ; я думаю, что въ веселомъ расположеніи духа бываю болѣе-плѣнительна; но Мери Анна находитъ, что величественность еще болѣе идетъ ко мнѣ. Въ настоящемъ случаѣ, предполагаю, была я удивительна, потому-что мистриссъ Горъ Гэмптонъ, вошедши въ комнату, невольно остановилась какъ пораженная, потомъ, быстро поправляясь, бросилась обнимать меня.
— Простите мою неделикатность, милая мистриссъ Доддъ: я знаю, что нѣтъ ничего неделикатнѣе, какъ дѣлать какія-нибудь замѣчанія о туалетѣ друга, но я положительно не могу удержаться. Вашъ чепецъ очарователенъ, невообразимо-очарователенъ!
На мнѣ былъ, Молли, тюлевый чепецъ, съ гвоздиками и синими лентами, купленный всего за восемь франковъ, потому я показала ей, что лесть ея безполезна:- Мой чепецъ самый простенькій, madame, сказала я: — и тѣмъ приличнѣе для моихъ лѣтъ.
— Для вашихъ лѣтъ! сказала она, засмѣявшись такъ, что нѣсколько времени не могла продолжать фразы:- скажите лучше, для нашихъ лѣтъ! и я надѣюсь, я убѣждена, что наши лѣта именно тѣ самыя, въ которыя женщина наиболѣе должна наслаждаться свѣтомъ и наиболѣе привлекательна для свѣта.
Я не могу передать въ порядкѣ всѣхъ словъ ея, Молли; не знаю, чего наговорила, чего не наговорила она о графиняхъ и герцогиняхъ, и другихъ аристократическихъ дамахъ, которыя не производили никакого впечатлѣнія въ обществѣ, пока не были «въ нашихъ лѣтахъ». Она хитрая женщина и всегда умѣетъ говорить пріятное для человѣка; но я должна сказать, что многія изъ ея замѣчаній были совершенно и безспорно-справедливы; особенно все, что она говорила о спокойной величественности и тихой прелести женщины. Въ этомъ я была совершенно согласна съ нею, потому-что меня всегда необыкновенно оскорбляла легкомысленная вертлявость, которую замѣчаемъ въ молодыхъ дѣвицахъ и даже во многихъ замужнихъ молодыхъ женщинахъ.