Семейство Майя

— Нет, это старинный невер. Видите внизу… Фетида, ведущая войска Ахилла… Великолепный и весьма редкий экземпляр… Взгляните, вот дельфтский фаянс, с двумя желтыми тюльпанами… Он изумителен!

Телес да Гама еще раз медленно обвел взором все эти сокровища и взялся за шляпу.

— Прелестная коллекция. Итак, вы были намерены оборвать ему уши, но у вас не было намерения его оскорбить?..

— Нет, нет, не оскорбить, а лишь оборвать уши… Сигару?

— Нет, благодарю…

— Рюмочку коньяку?

— Нет! Не употребляю ничего спиртного… Прощайте, дорогой Майа!

— Прощайте, дорогой Телес…

Назавтра, сияющим июльским утром, Карлос со связкой ключей вышел из экипажа перед воротами фермы Крафта. Мария Эдуарда должна была приехать в десять часов, одна, в наемной карете. Садовник, отпущенный на два дня, отправился в Вилу-Франку; слуг тоже отпустили; окна в доме были закрыты. Ферму и все вокруг обволакивала плотная и глухая деревенская тишина, и в недвижном воздухе назойливо гудели оводы.

Войдя в ворота, Карлос пошел по аллее; кусты акаций наполняли ее нежным ароматом. Среди зелени сада его взору открылась беседка с деревянной красной крышей, воздвигнутая здесь по прихоти Крафта, который обставил ее наподобие японских беседок. А за ней, в глубине сада, Карлоса встретил заново побеленный дом с зелеными жалюзи и небольшой дверью, с тремя ступеньками, уставленными по бокам синими керамическими вазами, полными гвоздик.

Даже повернуть ключ в замке этого скромного жилища, что Карлос сделал с тщательной и совершенно излишней осторожностью, было для него наслаждением. Он отворил окна — и ворвавшийся обильный свет заставил его ощутить ни с чем не сравнимые радость и волнение, ему чудилось, что этот свет послан самим господом богом, дабы озарить праздник его сердца. Карлос поспешил в столовую проверить, накрыт ли стол для завтрака и сохранили ли свежесть цветы, расставленные там накануне. Затем он вернулся к экипажу за ящиком со льдом — он привез лед из Лиссабона упакованным в опилки и фланель. Дорога по-прежнему была пустынна: проехала только какая-то крестьянка верхом на лошади.

Но когда Карлос принялся распаковывать лед, он услышал снаружи шум медленно подъезжающей кареты. Он прошел в кабинет, где окна выходили на террасу: так он мог следить за воротами, не обнаруживая себя перед кучером. Наконец он увидел, как она идет по аллее, обсаженной акациями, высокая и красивая, в черном платье и с небольшой, но густой вуалью, скрывавшей ее лицо. Вот она поднялась по трем каменным ступенькам. И он услыхал ее слегка встревоженный голос:

— Etes-vous la?[110]

Он вышел к ней, и в дверях кабинета они на мгновение замерли, не разнимая рук после пожатья, безмолвные и взволнованные.

— Какое чудесное утро! — наконец проговорила она, вся розовая от смущения.

— Чудесное утро, чудесное! — откликнулся эхом Карлос, не сводя с нее восхищенных глаз.

Мария Эдуарда опустилась в стоявшее у двери кресло; ей необходимо было успокоить сердце.

— Здесь все так удобно и очаровательно, — сказала она, окидывая неспешным взглядом кретоновую обивку кабинета, турецкий диван, покрытый ковром из Бруссы, заполненный книгами шкаф. — Я с удовольствием поселюсь здесь…

— Но я еще не поблагодарил вас за то, что вы приехали, — прошептал Карлос, по-прежнему не в силах отвести от нее восторженного взора. — Я еще не поцеловал вашу руку…

Снимая вуаль и перчатки, Мария Эдуарда рассказывала о дороге. Она показалась ей долгой и утомительной. Но разве это важно? Они переедут сюда, в это зеленое гнездышко, и никогда больше не вернутся в Лиссабон!

Она бросила шляпу на диван и поднялась с кресла, сияя радостью.

— Покажите же мне дом, я умираю от желания увидеть сокровища вашего друга Крафта!.. Ведь его зовут Крафт? Недаром фамилия «Крафт» по-английски означает «искусство»!

— Но я еще даже не успел поцеловать вашу руку! — повторил Карлос с молящей улыбкой.

Она протянула ему губы, и Карлос сжал ее в крепких объятиях.

Целуя ее глаза и волосы, он шептал ей, как он счастлив и что нынче, здесь, в старых стенах, где они отделены от всего мира, он еще сильнее ощущает ее своей…

Она со строгим и печальным выражением отвечала на его поцелуи и тихо спрашивала:

— Это правда? В самом деле, правда?

Правда ли это! Карлос не мог сдержать огорченного вздоха.

— Что я могу ответить? Я могу лишь повторить старые слова, которые сказал Гамлет: можешь усомниться во всем, можешь усомниться даже в солнце, но не сомневайся в моей любви…

Мария Эдуарда, ошеломленная силой его чувства, медленно высвободилась из его объятий.

— Пойдемте осмотрим дом, — сказала она.

Они поднялись наверх. Лестница показалась им темной и неприглядной, но комнаты, оклеенные светлыми обоями и устланные новыми циновками, с видом на реку и поля, были прелестны.

— Вы, разумеется, должны расположиться внизу, в комнатах, обставленных старинной мебелью… Но Розу с мисс Сарой можно прекрасно устроить здесь, наверху. Вы согласны?