Семеро братьев

Ю х а н и. Так-так, сын мой Эро. Сегодня даже воздух пьян от радости и веселья. А потому стоит ли обращать внимание на тебя? Лучше спою-ка!

Тра-ля-ля, тра-ля-ля!
Чем бы, сердце веселя,
Нынче позабавиться?
Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля,
Тра-ля-ля-ля-ля!

Кто это шагает нам навстречу по поляне?

А а п о. По-моему, сам старик кантор.

Т у о м а с. Верно! Ну что же, милости просим!

Ю х а н и. Кантор! Тот самый кантор!

Т у о м а с. Он самый, он самый. Милости просим!

Ю х а н и. Боже мой! Та самая каналья, с палкой в руке и в старом картузе покойного пастора! Ах, забодай его черный бык! Он самый, он самый!

Т и м о. Наш школьный учитель.

Ю х а н и. Но как он нас учил, а? Ну, ну, вот мы его сейчас и спросим.

С и м е о н и. Пускай проходит мимо честь-честью.

Т у о м а с. Ведь, по уговору, его надо пригласить на новоселье.

Ю х а н и. Придется, черт возьми! Но я хочу все-таки чуточку напомнить ему старое. В душе у меня до сих пор обида на него. Я ему только об одном напомню, а потом пускай идет с нами, коли захочет. Он учил меня. Хорошо! Может, теперь я могу его поучить, может я задам ему один мудрый вопросик из Нового завета.

Т и м о. Я тоже его кое о чем спрошу. У меня припасена для него одна заковыристая штучка — посмотрим, как он ее растолкует. Я-то на него нисколечко не сержусь, ведь волосы мои снова такие же густые, как и были. Но посмотрим, как он разгрызет орешек, который я ему подсуну.

А а п о. Тихо, братья! И давайте обращаться с ним честь по чести. Докажем, что в деревню мы возвращаемся совсем не такими, какими ушли. Будем вести себя с умом.

Ю х а н и. Что касается ума, то именно сейчас-то я и хочу постараться и шутки ради задам ему маленький вопросик по священному писанию. Библию свою я уже от корки до корки прочитал, — прочитал и понял, надеюсь. Но скажи-ка, Эро, что бы у него спросить, этак невинным образом?

Э р о. Спроси, как это пятерых мужей и двух рыб накормили пятью тысячами хлебов!{91}

Ю х а н и. Цыц, нечистый дух из Лоппи!{92} Я тебя проучу, болтуна. Мне бы хотелось спросить и потом самому растолковать ему что-нибудь такое, чего сам архиепископ не понимает! Я знаю, о чем его спросить. А вот и старик.

Т у о м а с. Еще раз предупреждаю тебя: обращайся с ним по-хорошему.

Ю х а н и. Сам знаю.

К а н т о р. Здравствуйте, здравствуйте, ребята!

Б р а т ь я. Здравствуйте!

К а н т о р. Переселяетесь, как я вижу?

Т у о м а с. Да вроде того.

К а н т о р. Вот как, вот как! Гм! Так, так… Кажется, ветерок разыгрывается. Может, к дождю?

Ю х а н и. Может, и так.

К а н т о р. Дует-то крепко.

Т у о м а с. Крепко, крепко.

К а н т о р. Да-да, крепко. Гм, гм… Вот так, значит, ребята переселяются.

Ю х а н и. Вот так, потихонечку. А сидит ли у кантора за столом теперь хоть один школяр?

К а н т о р. Нету, нету.

Ю х а н и. Ни одного лохматого сопляка в углу у дверей?

К а н т о р. Хе-хе-хе! Нету, сынок, нету. Гм… Так, так. Вот так, значит, переселяетесь. Ну-ну, добро пожаловать обратно в родной дом!

Ю х а н и. Тысячу раз спасибо, господин кантор. А мы из темного леса возвращаемся, и, как видите, кобылкам хватает чего везти. А груз еще набавляется от семи подаренных нам Новых заветов, семи англицких даров. И сдается мне, что самые трудные и глубокомысленные места в этой книге — это самая большая тяжесть на нашем возу. Не попробовать ли нам маленько облегчить его, развязать кое-какие узелочки и мешочки? Не угодно ли кантору…

Т у о м а с. Юхани!

Ю х а н и. Не угодно ли кантору ответить мне на один вопрос, над ним не одна голова билась. Скажите-ка мне, как звали сыновей Сепетеуса?{93}

Т и м о. Ты да я — раз, Юсси да Антти с постоялого двора — два, сколько же нас всего? — вот как спросил меня однажды мужик из Лоймы, а я теперь спрошу кантора.

Ю х а н и. Прикуси-ка язык, Тимо. Да, господин кантор, как же звали сыновей Сепетеуса? Таков мой вопрос. А теперь слушайте, ребята!

Т и м о. Ты да я — раз, Юсси да Антти с постоялого двора — два, сколько же нас всего? Вот она, моя штучка! Слушайте, ребятки! Так сколько же, господин кантор?

К а н т о р. Двое, сынок, никак не четверо. Да, да, только двое, мой милый мальчик, только двое. Хе-хе!

Т и м о. Вот тут-то и стоп! Я тоже ответил этак мужику. Но куда там! В той куче нас было как раз четверо, многоученый господин кантор.

Ю х а н и. Неужто ты, окаянный, не можешь попридержать язык, пока старший брат не покончил свое дело? Тысяча чертей!

Т и м о. Ради бога… ради бога, не бей меня больше по щекам! Негодяй! Что я тебе, теленок или бычок? Нет, тысячу раз нет, и я сумею постоять за себя, если только разозлюсь.

Ю х а н и. Молчи и слушай! Как же звали сыновей Сепетеуса?

К а н т о р. Вопрос без подвоха. А вот наш бывший пастор однажды спросил меня: «Как звали отца сыновей Сепетеуса?» Догадайся-ка, брат Юхани, как я ответил ему, притом ответил правильно. Позволь-ка спросить теперь мне: как звали отца сыновей Сепетеуса?

Ю х а н и. М-да… м-да… вот как. Это имя тоже стоит в моем завете?

К а н т о р. Стоит, брат, стоит, уже в самом вопросе стоит.