Ю х а н и. Иди к дьяволу и толкуй с ним! Окно вдребезги, и прочь из неволи! Батальон, шагом марш! — как, бывало, командовал храбрый капитан.
Т у о м а с. Дверь на крючок, Эро!
Э р о. Именно! На запоры главные крепостные ворота, когда батальон ретируется черным ходом. Дверь на крючке!
А а п о. Я предостерегаю вас!
Ю х а н и. Эх, была не была! Раз!
А а п о. Ах, бешеный, безбожник ты!
С и м е о н и. Ну вот, дело сделано. Только стекла зазвенели!
Ю х а н и. Стекла зазвенели и небеса прогремели, стоило Юсси раз хватить котомкой! Этак только Ленивый Яакко{27}
умел!С и м е о н и. Бедняги мы несчастные!
Ю х а н и. Путь свободен! Намерен ты сдвинуться?
С и м е о н и. Я за тобой, братец!
Ю х а н и. Путь свободен, Аапо! Намерен ты сдвинуться с места?
А а п о. Да что ты с кулаком своим лезешь, сумасшедший? Я пойду, пойду! Коли уж навострили лыжи, так делать нечего.
Ю х а н и. Гром и молния!
Т у о м а с. Хватайте котомки да прыгайте в окно! В сенях кто-то ходит.
Ю х а н и. Уж не кантор ли? А ну-ка, я малость намну ему бока.
Т у о м а с. Иди!
Ю х а н и. Да, это кантор. Я слегка потолкую с ним.
Т у о м а с. Иди, говорю!
Ю х а н и. Не мешай мне сейчас! Я, ей-ей, люблю тебя, братец Туомас.
Т у о м а с. Нет, не пущу тебя на разбой! Лучше прыгнем вместе в окно. Остальные вон уже несутся по полю. Ну, быстрей!
Ю х а н и. Отстань! Какого разбоя ты боишься? Я просто положу его к себе на колени, задеру полы сюртука и отшлепаю голой ладошкой. А уж эта ладонь знает свое дело. Отпусти, братец, не то сердце мое лопнет, как волынка старика Коркки{28}
. Отпусти же! Сам видишь, с меня пар валит.Т у о м а с. Если не послушаешься, мы навеки будем врагами. Помяни мое слово.
Ю х а н и. Что ж, пойдем. Но, не люби я тебя всем сердцем, ни за что бы не отступился.
Они кончили пререкаться и, выпрыгнув в окно, бросились бежать по картофельному полю кантора. Только галька позвякивала под ногами да высоко вздымались комья земли. И вскоре братья вслед за остальными скрылись в густом ольшанике.
Между тем в комнату, размахивая длинной тростью, ворвался разгневанный кантор и принялся громко окликать беглецов. Но тщетно! Братья уже вынырнули из ольшаника и понеслись по скалистому склону, затем продрались сквозь частый можжевельник, пересекли пасторский луг на мысе Неуланниеми, наконец вышли на ровную, гудевшую под ногами поляну и остановились на песчаной дороге у подножия отлогой горы Соннимяки. Они стали подниматься по усеянному валунами склону и, взобравшись на вершину, расположились на вереске под высокими соснами. Вскоре над лесом вился уж дым от костра.
Братья растянулись на склоне горы.
У подножия холма виднелась крутая крыша пасторской усадьбы, а на самой его вершине стоял красный дом кантора; вокруг раскинулось большое село, и там, среди елей, торжественная и нарядная, высилась каменная приходская церковь. Внизу сверкало озеро с его бесчисленными островками. Под прозрачным небом мягко веял слабый северо-восточный ветерок и рябил озерную гладь, торопливо убегая все дальше и дальше через луга и леса, через стройные сосны на Соннимяки, под сенью которых теперь отдыхали братья и пекли на костре репу.
Ю х а н и. Теперь-то уж мы пообедаем по-царски.
Т и м о. Прямо как господа на сейме.
Ю х а н и. Вот, вот. Закусим говядинкой из котомки и еще печеной репой. Она, должно быть, уже готова.
И что за телячья глупость — сидеть с букварем в руках на канторской лавке. Просидеть целых два дня!
Э р о. Но зато проторчать в углу — это что-нибудь да значит.
Ю х а н и. Ах, мой милый Эро, мой умница Эро, мой шестидюймовый коротышка Эро! Стало быть, простоять в углу у канторских дверей! Уж я тебя проучу, сатана!
А а п о. Да замолчите вы, антихристы!
Т у о м а с. Сиди спокойно, Юхани, и наплюй на его болтовню.
Ю х а н и. Сними шапку, коль принялся за еду, каналья!
Т у о м а с. Сними шапку, скажу и я.
Ю х а н и. Давно бы так. Никуда не денешься, придется слушаться.
С и м е о н и. Вечно вы грызетесь попусту. Хоть бы бог когда-нибудь просветил ваш разум!
Ю х а н и. Это он всегда виноват.
Э р о. Вы сами вечно точите на меня зубы. И карапуз-то я, и каналья, и коротышка. Потому я и стою за себя.
Ю х а н и. Ты злая дворняжка из той самой песни — «Сила семерых мужчин».
Э р о. Вот и хорошо: укушу в отместку, и пребольно.
Ю х а н и. Желчи-то в тебе хоть отбавляй.
А а п о. Дай-ка и мне вставить слово. В речи Эро есть доля правды. Ведь эту самую желчь, которую он частенько выливает на нас, мы, может, сами и распаляем. Не забывайте, что все мы божьи твари.
Т и м о. И вправду. Если даже у меня два носа, один как сапожная колодка, а другой с полкаравая, то кому это мешает? Ведь ношу я их сам. Но оставим в покое и носы и творца с его тварями. Бери, Юхани, репку, она уже мягкая. Вцепись-ка в нее зубами да плюнь на болтовню этого пустомели — он молод и несмышлен. Ешь, брат мой.
Ю х а н и. И так стараюсь.
Т и м о. Теперь у нас тут пир на весь мир. Знай себе пей да гуляй на привольном пригорке.