Семеро братьев

Т у о м а с. Берегись, не то я посажу тебе шишку на лоб!

А а п о. Так-таки проскочил!

Э р о. Эх ты, братик Юхо! Что ты там молотишь по воздуху?

Ю х а н и. Отбивай, Симеони, хвати, чтоб земля задрожала! Ну и растяпа! Тимо, мой дорогой Тимо, гляди теперь, чтоб твой кол не промахнулся! Э, черт бы тебя побрал! Всыпать бы тебе десяток розог, ротозею!

Т у о м а с. Догоняй, догоняй! Чего уж тут больше! Но споемте проводы полку Раямяки. Ты ведь помнишь, Эро, как дымит баня Хеммо?

Э р о.

Облететь село недолго
        Расторопным слухам:
Кайса-знахарка явилась
        Кровь пускать старухам.

В бане бабы разболтались

        И уж так наврали,
Что послушать — мир до завтра
        Простоит едва ли!

Стукнет знахарки топорик

        И причмокнут губы,
И уже в когтях у
        Кайсы Бабы скалят зубы.

Но послушай-ка, у хлева —

        Что там за волненье?
Вместе с проповедью бычьей —
        Поросячье пенье.

Что ж охрипли поросята

        И быки от крика?
Погляди: у двери хлева
        Нож сверкает Микко.

Сделал все исправно Микко,

        И не хуже — Кайса;
Старику с старухой водку
        Ставят: угощайся!

Снова полк наш наготове

        В путь пуститься дальний,
И уже сыграл на скрипке
        Микко марш прощальный.

Вновь бежит в оглоблях Кайса,

        Что твой конь надежный;
Сзади воз толкает Микко
        Палкою дорожной.

Добрый путь! Мы их из виду

        Скоро потеряем;
Провожают их собаки
        Вдаль свирепым лаем.

Надрываются ребята

        На возу от крика;
Мать кричит; бросает камни
        В злых барбосов Микко.

Но стихает шум, обратно

        Побрели собаки,
Дети веселы — промчалась
        Буря Раямяки.

Шум еще разок донесся, —

        Это, убегая,
На краю небес грохочет
        Туча грозовая…

Славя в песне полк бедовый,

        Не жалел я глотки;
Промочить ее пора бы
        Доброй чаркой водки.

Песня Эро на этом кончилась, а вместе с нею закончилось и состязание в силе и ловкости. Солнце уже клонилось к западу, за поросшие мхом сосны. Вспотевшие братья зашагали домой. Впереди шли победители: Туомас, Аапо и Эро, за ними побежденные, а позади всех, со своей увесистой ношей на плече, шагал Лаури. Сварив на огне большой котел мяса, они сели за ужин. И теперь Юхани, Симеони и Тимо предстояло съесть огромную порцию говядины — десять фунтов, как было условлено в начале игры. О помиловании нечего было и думать: Туомас с угрожающим видом стоял перед ними. Собрав все свое мужество, они безропотно пережевывали и заглатывали куски, хотя глаза уже наливались кровью и не раз пытались взбунтоваться желудки. Наконец Симеони и Тимо осилили свою долю и, тяжело отдуваясь и жалобно морщась, кое-как добрели до избы и тотчас повалились на тростниковые постели. А Юхани все еще продолжал свою многострадальную трапезу. Мрачно поглядывая на лес, он сидел на пне и все жевал и жевал, а Эро безудержно хохотал, что особенно злило Юхани. Вот он наконец затолкал в рот последний кусок, и щеки его вздулись, побагровели; но кусок, лишь наполовину разжеванный, он все же сумел проглотить. И тут же, схватившись за живот и скорчив страшную гримасу, Юхани поковылял в избу и повалился на постель. За ним ушли на покой и остальные братья.

А когда настало утро и братья наконец пробудились от крепкого сна, в избе вместе со свидетелем стоял судебный заседатель Мякеля. Он явился по поручению хозяина Виэртола, чтобы вызвать братьев в суд за истребление быков. Тараща глаза и в полном молчании выслушали братья приказ заседателя, встали, оделись и мало-помалу пришли в себя. Почесывая голову, Юхани ворчливо начал разговор:

— Это дело серьезное. Ведь решалась судьба семи душ. И пусть хоть тысяча быков — что они значат даже против одного человека?

М я к е л я. Но быки мирно паслись на собственной земле Виэртолы, притом еще огороженной.