Семеро братьев

Ю х а н и. Но если бы мы, по вашей милости, и убрались к черту, — а в такое избавление от всех бед мы пока не очень-то верим, — то парни Тоуколы все равно не дадут нам спуску и заведут тяжбу. Ведь мы, бедняги, ударили первыми, а это плохо. Но и они легко не отделаются. У нас тоже вдоволь ран, да таких, что даже коркой еще не затянулись, и они свое докажут, эти раны. Но если бы нам и с парнями Тоуколы удалось поладить, все равно нас раз в год ждет судный день — церковные чтения. Будь они прокляты, скажу я, как некогда Пааво Яаккола, этот славный парень. Как-то раз он сказал: «Жизнь-то вроде бы и ничего, не будь в году одного дня — этих проклятых чтений». А когда он однажды опять вернулся оттуда с наполовину выдранным чубом и избитым задом, то еще добавил: «Боль не беда, но ведь срам-то какой!» И что же случилось в следующем году на тех же чтениях? Пастор посадил его под стол, как болвана, а это увидала из прихожей его молодая невеста. Девка в обморок упала, хлопнулась на порог, будто уточка. Нехорошо получилось. После этого Пааво запил, невеста ему отказала, а он еще больше стал пить. И умер он жалким живодером. Вот как кончил Пааво. А голова у него была неглупая, совсем неглупая, он был из самых умных и удалых парней. Но не с добрым сердцем, с очень недобрым сердцем сунула мачеха ему в руку книжку с первого же раза, и оттого эти церковные чтения стали для него настоящей мукой. Разве это порядок? А Микко Куккойнен? Чем не парень? Длинный и толстый, как бревно, щеки круглые, будто у старого кота бабки Тухкала. А вот грамота не далась. Бывало, чуть только заслышит звон пасторских бубенцов в то утро, когда бывают чтения, — сразу же, как овца, задрожит от испуга. Вот какого страху нагоняет этот день. А пастор, мы знаем, и нас хочет затащить туда силой, а оттуда — на позорище, посадить в колодку. Но от всего этого нас спасет теперь серая казенная шинель, со всем этим мы простимся навеки. Прассай![15]

Л е н с м а н. Ох вы, глупые бараны! Что выдумали! Ну, идите, идите, шагайте, насколько хватит казенного тракта. Какого дьявола мне с вами еще возиться! За Таммисто мы в расчете — вот вам мое слово, балбесы! В расчете! Да и парням Тоуколы я заткнул глотку. Я это сделал еще в тот день, когда была драка, видя, что нет убийства. Они, подлецы, судом грозили, хотя сами же и заварили кашу. Но я на них так приналег, что они замолчали, как кроты. Ведь мне о них известно немало такого, что стоит мне дернуть удочку — и они сразу попадутся на крючок. Они теперь и пикнуть не посмеют, всем будут довольны. А что до пастора, то скажите-ка: разве он последнее время трогал вас?

А а п о. Нет, не трогал, мы даже диву даемся.

Л е н с м а н. И не тронет вас больше, помяните мое слово. И кто все это устроил? Кто же, как не ваш старый ленсман? А вы, неблагодарные скоты, еще клевещете, что он строит козни против вас. Что ни говори, а мне ведь по душе ваша волчья жизнь. Ха-ха-ха! Ну-ну, я шучу, шучу. Но вот вам мое слово: от меня вам будет полный покой, и от пастора тоже, ибо он понял, что из бересты сюртука не сошьешь. Вот так-то, ребята, беды как не бывало, хотя вам, плутам, и следовало бы задать трепку. А теперь отправляйтесь-ка живо домой! Сейчас же, говорю! Правое плечо вперед и шагом марш, импиваарская рота! Домой, сорванцы, и оставайтесь с богом. А ну, пошел, пегий!

С этими словами он дернул за вожжи, и известный всему приходу пегий мерин ленсмана затрусил по дороге. Телега со стуком покатила, только затряслась шляпа старого яхтфохта да заклубилась пыль. А братья стояли на обочине, точно семь соляных столбов{86}, и глядели им вслед. Не зная, что и подумать обо всем случившемся, они молча провожали их взглядом, пока телега не скрылась за поворотом дороги.

Т и м о. До чего же комсар постарел с тех пор, как мы видели его в лесу Куоккалы с нашей матерью и односельчанами!

Ю х а н и. Что ты, Аапо, думаешь о словах ленсмана?

А а п о. Он, кажется, добрый старик и говорил, по-моему, от чистого сердца. Но все же будем настороже: на господ надежда плохая.

Ю х а н и. Будем наготове, и чуть что — сразу удерем в лес к волкам. В старике дьявол сидит, он хочет заманить нас в сети.

Т у о м а с. Хотел заманить нас домой, чтоб добыча была на месте, а сам захватит из Виэртолы мужиков и вернется за нами. С малыми-то силами к братьям Юкола нечего подходить, это все знают. Если мы будем сидеть и ждать его, он придет да и заберет нас.

Ю х а н и. Ха, я тоже так думаю. Он как бы на охоте и гонится за добычей, а мы — звери, которых он заманивает. Ну, уж теперь мы попали в такую беду, что и казарма не спасет. Остается одно: взять в руки волчий паспорт и в лес! Бежим с дороги, ребята!

А а п о. Ах! Что же нам делать?

Ю х а н и. Все уже сделано. С этого дня мы — семеро лесных разбойников. Но постараемся быть добрыми, по возможности милосердными грабителями. Сначала всегда будем по-хорошему просить, чтоб нам дали на пропитание. Да, да. А коли добром не дадут, тогда уж придется взять силой, но и тут можно обойтись без кровопролития и убийства. Пошли!