Семеро

Странник закрывает рот. Смотрит на потолок, будто что-то ищет, затем глотает.

– И? – спрашивает Джем, удерживая Рилу, которая стремится захватить клапан.

Странник поднимает палец.

– Серьезно?

Странник кивает, и Джем отпускает Рилу.

Потрох вновь нажимает на мешок для нее, затем – для Джема.

– Это… это правда вкусно!

Рила опять тянется к клапану.

Они прикладываются по очереди, каждый раз всасывая так много неизвестной субстанции, что вскоре мешок опустошается, а три желудка довольно растягиваются.

Когда они заканчивают, Потрох уносит мешок, уходя через дверь, приоткрывшуюся ровно настолько, чтобы он сумел пройти.

Вскоре они садятся у стены. Джем бросает взгляд на Странника.

– Надеюсь, мы не пожалеем о том, что это съели.

Странник зевает.

Рила зевает.

– Полагаю, выбора у нас особо не было.

Рила начинает заваливаться, но Странник ее ловит и устраивает под боком.

Джем в панике хватается за живот.

– Думаешь, туда подмешали наркотики?

Странник хмурится, затем мотает головой.

– Но как ты можешь быть уверен?

Он борется с внезапным приступом зевоты.

– Мне тут не нравится. По крайней мере, один из нас должен оставаться на стреме.

Странник клюет носом.

– Думаю, это должен быть ты.

В уголки губ Странника закрадывается улыбка, а затем янтарные глаза закрываются.

– Ненавижу тебя, – шепчет Джем.

Он вертит в руках подзорную трубу, находя успокоение в ее свете. Он не уверен, но ему кажется, что стены начинают терять цвет. Они не становятся полностью прозрачными, но как-то меняются. Подступает следующий зевок, Джем его подавляет. Он думает о стимуляторах, которые ввел Страннику, и задумывается, перестали они действовать из-за возраста или поскольку были нейтрализованы более сильным веществом.

Следующий зевок остается незамеченным. А после еще одного Джем засыпает.

Тысячу сорок шесть лет назад

На запуске Массасси просыпается. Она сидит в кресле пилота, удобном, но не предназначенном для сна. Как долго она дремала? Она смотрит на окружающую ее сферу экранов, каждый из которых транслирует различные уголки ее безграничной Империи. Однако их все равно не хватает, чтобы осветить все актуальные новости, и поэтому картинки непрестанно мелькают, демонстрируя то, что кажется наиболее важным на данный момент, но тут же сменяясь новыми изображениями, и сфера поворачивается, а новая информация оказывается у нее перед глазами.

Давно она уже здесь сидит. Слишком давно. Ее чувства больше не сонастроены с экранами, как прежде, и глаза уже не видят, как раньше.

Массасси ругает себя. Она теряет сноровку. Но ничего страшного! У Альфы более чем достаточно сноровки, чтобы возглавить их всех, а Бета не позволит ему зайти слишком далеко.

Она уверена в своих новых творениях, но не настолько, чтобы не волноваться. После восстановления она пришла проверить их успехи, удостовериться, что они все понимают правильно.

Пока что она видит не совсем те цифры, на которые надеялась.

Разумеется, с тех пор, как к брату присоединился Бета, смертей стало меньше. И Империя в самом деле стабильна. Ситуация не ухудшается, но и не улучшается.

Похоже, она что-то упускает. Массасси не может ткнуть пальцем в причину, но ее творениям не хватает искры и инициативности. А еще ей не нравится, что они оба получили мужские тела. Разве она не должна оставить после себя что-то более приближенное к себе самой?

При этой мысли в голову ей закрадывается незнакомое прежде чувство – сомнение. Она осознает, что после создания Беты ей потребовалось больше времени для восстановления, чем после Альфы. Она слабеет. С каждым новым творением в ней остается все меньше сущности.

Однако несмотря на это, раз ей пришла в голову идея создания чего-то нового, она ее не оставит. Эта идея точит Массасси, когда та проходит через ежедневные неприятные процедуры, когда ожидает последних отчетов от Мир-Пятнадцатой, и не позволяет ей хоть немного поспать. На следующий день, менее чем через двадцать четыре часа, она находится в своей мастерской, ее уставшие конечности поддерживает тонкий экзоскелет, по левую руку стоит Бета, по правую – Альфа.

Она ощущает их возбуждение и любопытство – отражение ее собственных чувств. Они не спрашивают, что́ она делает, а она не объясняет. Их любовь безусловна. Она куда сильнее, чем любовь смертных, ибо Альфа и Бета обладают силой, подобной ее, а их эмоции осязаемы – они меняют мир вокруг. Их любовное внимание – сила настолько мощная, что Массасси чувствует, как проходит ее боль.

Без предисловий она приступает к следующему великому проекту. В Альфе она искала идеал, в Бете пыталась запечатлеть мудрость и практичность. Сейчас же она хочет создать что-то менее определенное, заложить желание добиваться большего, реплику своей собственной воли.

Под ее молотом обретает форму женское тело. Широкоплечее, крылатое, как и его братья, но с иными изгибами груди и бедер. Лицо смоделировано по подобию ее собственного, хотя Массасси признает, что это лишь приукрашенная художественная трактовка, опирающаяся на ностальгические воспоминания о том, как она выглядела в юности.