Семья

– Друг помог. У него тетя в паспортном столе работала, – ответила я. – Мама мне про тебя ничего не рассказывала. А когда я нашла свидетельство о рождении и узнала твою фамилию… не важно, забудь.

– Насть, я… – он неловко дернул плечами. – Не знаю, что сказать.

– И я не знаю, – вздохнула я. – Я хотела тебя найти. А зачем? Не знаю. У тебя новая семья.

– Да, – он виновато улыбнулся и покраснел. – Прости, а как ты? Ты учишься?

– Нет, работаю.

– А мама как?

– Ненавидит тебя, – он закашлялся, подавившись дымом. Я, закусив губу, смотрела на жука, который ползал по моей руке. Затем, что-то внутри снова лопнуло, и я повернулась к нему. – Почему ты ушел, пап? Почему меня бросил?

– Сложно объяснить в двух словах, – пробормотал он, нервно чиркая зажигалкой. – Твоя мама. Она была…

– Жестокой? Злой? Ненормальной? – перебила я. – Поэтому ты ушел?

– Да, – тяжело вздохнув, ответил он. – А я не замечал. Любил её больше жизни, закрывал глаза. Когда ты родилась, я думал, что она изменится. Но она не изменилась. Стало только хуже. Однажды она психанула и запустила в меня бутылочкой с молоком. Крики, угрозы, оскорбления… Боль, которую она причиняла, я с трудом выдерживал

– Мне это знакомо, – криво улыбнулась я, пытаясь сдержать слезы.

– Я не вытерпел. Позвал её за стол и сказал, что хочу развестись, – глухо сказал он и поморщился. Потом показал мне ладонь, на которой отчетливо выделялись четыре жирные точки. – А она меня вилкой. Не подумай, доча…

– Не называй меня так! – побледнев, прошептала я. Затем, уняв дрожь, поднялась с лавочки. – Не называй.

– Прости, – я смотрела на него сверху вниз и к своему ужасу вдруг поняла, что вижу себя. В этом усталом, согнутом мужике, который был моим папой, я вижу себя. Испуганную и забитую Настю. Ждущую удар, а потом и боль, которую он принесет. Отец вздохнул и взъерошил волосы. – Я пытался забрать тебя. Правда. Говорил ей, что буду алименты платить просто так, но она ни в какую. Просил, чтобы давала видеться, а она сказала, что если я подойду к тебе, то мне не жить. Её, хм… мужик, меня избил, когда я попытался тебя после школы перехватить, а она увидела. Я пытался, Насть. Я письма тебе писал. Ты же их получала? Деньги на день рождения. Алименты, в конце концов.

– Нет, пап. Обычно я получала вот это, – я повернулась к нему спиной и приподняла футболку. Всего на мгновение, но он увидел. Когда я развернулась, в его глазах стояли слезы, а губы нервно тряслись.

– Прости меня, – глухо сказал он. – Я не знал.

– Знал, пап. Поэтому и бросил, – тихо ответила я, снова присаживаясь рядом. – Испугался. Ты и сейчас её боишься. Как и я.

– Да, – кивнул он и утер ладонью слезу, сбежавшую по щеке. Посмотрел на меня и добавил. – Боюсь. Прости меня.

– Ты не выдержал семи лет и ушел, – вздохнула я, кусая губы. – А я живу с ней до сих пор. Даже после провода от утюга. После ремня…

– Пожалуйста, не надо, – сдавленно промычал он, но я все-таки закончила.

– После кулаков. После половника и скалки. На моем теле нет живого места, а сердце давно разбито. Но я живу, пап. Живу и ненавижу себя за это. Я думала, что, увидев тебя, мне полегчает. Только вот нихуя мне не полегчало… Надеюсь, что у того мальчишки хорошая мама и хорошая жизнь. Ты уж постарайся, чтобы она такой и оставалась.

– А ты? – тихо спросил он, подняв на меня испуганный взгляд.

– А я буду жить дальше. Со шрамами, которые вы с мамой мне подарили, – так же тихо ответила я. Затем, закинув рюкзак на плечо, опустилась перед ним на корточки и посмотрела в глаза. Поднялась и, развернувшись, отправилась на остановку.

Я решила не говорить маме, что нашла отца. Вместо этого, переоделась в комнате и пошла в ванную. Залезла под душ и долго стояла под горячими каплями, не обращая внимания на ломящегося в дверь Матвея, который, как обычно, хотел посмотреть на мои сиськи. Сегодня я впервые закрыла дверь на щеколду и спокойно мылась, зная, что никто мне не помешает.

А когда вышла из ванной, то увидела, что отчим и мама сидят на кухне, на столе бутылка водки и бабушкина фотография с черной полосой. Они на меня даже не посмотрели, но мне было плевать. Я закусила губу, забежала в комнату и, упав на кровать, разрыдалась. Как обычно, беззвучно крича в подушку.

Проснувшись утром и сходив в туалет, я вернулась в комнату и достала из тайника дневник. Бережно погладила темно-синюю обложку, раскрыла тетрадь и взяла ручку. А потом записала в дневник не свои мысли, а слова Катьки, сказанные мне когда-то давно:

– «Пора тебе отрастить яйца, Настя. Пора».

Глава восьмая. Смелость.

Бабушку хоронили во вторник. Погода на удивление была хорошей: светило солнце, весело пели птицы, мягко шумела листва на деревьях. Вот только от обилия черного у меня рябило в глазах. Я не удивилась, когда проводить бабушку пришла почти вся Блевотня. Многих я не знала, но вот они бабушку знали хорошо.