Семья. О генеалогии, отцовстве и любви

У меня были сводная сестра и два сводных брата. Пятьдесят четыре года я прожила, считая своей сводной сестрой Сюзи, так что мысль о сестре не была мне чужда. Однако понятие сводных братьев было для меня совершенно новым. Оба сводных брата были женаты и имели по паре детей. Я уже установила, что один был адвокатом, а другой работал в области информационных технологий. Сводную сестру я нашла в Facebook и Twitter. Там мы парили обе, будто цифровые призраки, и две наши аватарки терялись среди миллионов других, населяющих вселенную из пикселей и битов, соединявшую меня с Уолденами, а Уолденов со мной, способствующую не только стремительности открытия, но и самому открытию.

От своей мамы-бразильянки Эмили Уолден унаследовала черные как смоль волосы и темные глаза, но наше с ней сходство все равно было заметно. У обеих были одинаковые высокие лбы и те же пропорции черт лица. Исходя из информации об Эмили, что была мне доступна, я сделала вывод, что мы бы с ней легко подружились. У нас явно было много общего. Обе окончили женские колледжи. Она была либеральных политических убеждений. Работала в благотворительном фонде. В Twitter была подписана на многих из тех, на кого была подписана я. Хотя она была не очень активна в социальных сетях, все же можно было составить хоть какую-то, пусть примерную, картину ее жизни. Она была замужем и имела двоих детей, девочку и мальчика. Мальчик на вид был ровесником Джейкоба.

Майкл знал, как отслеживать поток данных на моем веб-сайте и получать сведения о том, сколько человек находилось на сайте в заданное время, сколько времени посетители провели на тех или иных страницах и откуда они. В течение нескольких недель после последнего письма Бена на моем сайте наблюдался необычный приток посетителей из Портленда, штат Орегон. Было ли совпадением то, что некоторые из них часами вчитывались в мои эссе и интервью, особенно в те, что имели отношение к семье? Или то, что некоторое количество людей отыскали начало моего десятилетнего блога, чтобы прочитать каждый его пост? Временами я думала, что все это нам кажется. Наверное, у меня в Портленде просто имеются кое-какие преданные читатели. Но в иных случаях я рисовала в своем воображении нас — семью Бена и свою: все мы читаем, ищем, докапываемся, чтобы как-то осмыслить друг друга и этот неожиданный поворот в нашей жизни. Вдруг, пока я смотрела на YouTube видео с Санта-Клаусом и поездки внуков в парк «Морской мир», они читали мои эссе о времени, которое отец проводил с любавичским ребе, или о моем духовном пути — отходе от строгого религиозного воспитания.

Мы грузили вещи в машину, готовясь к поездке в Провинстаун, на лестнице послышались шаги Майкла. Судя по их звуку, мне предстояло узнать новость. Я складывала шнуры и компьютер в сумку, когда муж с открытым ноутбуком вошел в мой кабинет. Он не выглядел пораженным, как тогда, в начале лета, когда на его экране были результаты исследования ДНК, изменившие мою жизнь. На этот раз на его лице сияло торжествующее выражение.

— Эмили только что подписалась на тебя в Twitter, — сообщил он, указывая на ее имя, возглавляющее ряд моих последних подписчиков.

Эмили Уолден. Она самая. Меня тут же охватило странное чувство умиротворения. Она знала про меня. Да, знала. И установила контакт.

Мы втроем залезли в битком набитую машину и отправились в долгий путь до Провинстауна. Я держала мобильный на коленях, обновляя Twitter снова и снова, чтобы убедиться, что Эмили Уолден не передумала и отписалась от меня. Но ее имя по-прежнему было в списке подписчиков. Мой большой палец завис над ее аватаркой, битмоджи-портретом[53] темноволосой розовощекой женщины.

Прошло два дня, прежде чем я подписалась на нее. Боялась показать излишнюю поспешность и явную заинтересованность, хотя именно это мной и двигало. Наконец рано утром, сидя на залитой солнцем кухне нашего коттеджа в центре искусств, я коснулась на телефоне кнопки Follow. Я буквально увидела — мысленно, — как сводные сестры, раньше не знавшие о существовании друг друга, посылают самую что ни на есть современную форму дымового сигнала, каждая на своем побережье.

Я тебя вижу.

Я тебя тоже вижу.

35

Позднее я примусь за изучение эмоциональной травмы. Буду много читать по теме, пролагая себе путь к пониманию двух противоположных полюсов моей собственной истории: травма, которая, видимо, сопровождала решение моих родителей — такое болезненное, что его пришлось сразу по принятии предать забвению, и травма, полученная мной, когда я обнаружила то решение более полувека спустя.