Семья Рутенберг. Семейная хроника

ка Лонжина приблизилась к цифре два. В городе не светилось

ни одно окно. Арон Яковлевич с Ривой сидели в сквере. Хлоп-

нула калитка.

Сержант отдал им бидон с бензином, вынул из кармана пло-

ский фонарик и внимательно осмотрел часы. Послушал. Идут.

— А водка где? — Рива отдала ему корзинку.

— Порядок. Ну, счастливо тебе, отец.

— Дай тебе Бог здоровья! — с чувством пожелал сержанту

Арон Яковлевич.

Перелили бензин в бак, разместились в кузове. Поехали!

Утром, недалеко от Калуги, они увидели в поле ряды но-

веньких зелёных самолётов.

— Рива, смотри! Аэродром! — закричал Лёня. — Истреби-

тели!

Одна машина выруливала на взлёт. Пропеллер превратил-

ся в мерцающий круг, истребитель побежал по зелёному лугу,

314

1941 – 1945 годы

взлетел. Он быстро поднимался, на глазах становился всё мень-

ше и меньше. Вдруг из мотора показалась струйка черного

дыма. Самолёт пошел вниз. Где-то далеко грохнул взрыв.

— Разбился! — испуганно прошептал Лёня. Розочка запла-

кала. Дети долго не могли успокоиться.

В Калуге Шаул Израилевич помог выгрузить и перета-

щить в вокзальный зал ожидания вещи, пожелал им счастливо

добраться до родных и уехал.

Поезда ходили нерегулярно, расписание уже не действо-

вало. Говорили, что ночью будет поезд на Москву. Рива заняла

очередь в кассу. Калугу, к счастью, еще не бомбили.

Днём в зале ожидания душно. Голда Моисеевна почувство-

вала себя плохо и попросила вывести её в сквер. Последние

годы в жару её нередко прихватывало, но по привычке она тер-

пела, не хотела беспокоить Арона.

На ветерке вроде полегчало и мамелэ с трудом улыбнулась,

но вдруг страшная боль ударила в ключицу и в локоть левой

руки.

— Что-то мне плохо, Арон. Совсем плохо.

Рива побежала в медпункт. Пожилая фельдшерица, глянув

на посиневшие губы, сразу потянула из сумки шприц.

— Сердечный приступ. Укольчик камфары, быстренько.

Голду Исаковну перенесли в медпункт, уложили на затер-

тую клеенку. Полежав, она открыла глаза:

— Отпустило. Такая боль, терпеть невозможно. Уже получ-

ше. Ривеле, девочка, вернись к детям. Розочке всего восемь.

Испугается. А ты, Арон, посиди со мной.

Она взяла мужа за руку.

— Помнишь, ту осень в Хиславичах, ты приехал из Риги

такой фасонистый, в новом костюме. А через пару дней при-

слал к нам шадхана (свата). Мы прожили хорошую жизнь,

Арон. Нынче я умру. Я знаю. Не плачь, старый. Сбереги внуков!

Довези до Саратова. А я своё уже прожила.

Голда Исаковна погладила мужа по седой голове, вытяну-

лась. Казалось, уснула.

Фельдшерица пощупала пульс:

— Отмучилась.

Яша

315

И закрыла ей глаза.

Арон прочёл над нею заупокойную молитву «Эль моле ра-

хамим».

Бабушку похоронили на еврейском кладбище. Мир не без

добрых людей. Всё устроил синагогальный служка рэб Шлой-

мо. Потом они два дня прожили на Железнодорожной улице

в тесном домике его внучки. А на третий он же помог им устро-

иться в эшелоне эвакуируемого в Саратов машиностроитель-

ного завода.

Абрам

Абрам (1899) — жена Блюма (1901) — дети: Марк (1919), Рива (1923),

Леонид (1935)

В воскресенье, 22-го июня, Абрам работал. Они заканчи-

вали роскошный оппель-адмирал. Валера торопил, обещал

большую премию и отпуск. Радио у них в мастерской не было,

и о начавшейся войне рассказал приехавший к вечеру Калу-

гин. Машину они как раз доделали. Валера сел в кабину оппе-

ля, послушал мотор, проехал круг по двору.

— Хорош. Ничего, пригодится. — Он загнал машину в ка-

менный сарай, запер двери, навесил тяжелый амбарный замок.

Щедро заплатил. — Гуляйте, мужики. Если что, я вас найду.

По дороге домой Абрам увидел знакомую миниатюрную

фигурку. Блюма спешила от станции. Вместе они начали соби-

рать рюкзак и два чемодана. За эти годы Абрам незаметно об-

рос барахлом. Большую часть приходилось оставить Михеевне.

— Вот и кончился этот кусок жизни, — сказала грустно Блю-

ма. — Так мы его ругали, а сейчас подумать, неплохой кусок.

Что-то будет завтра? Дети в Ельне, это меня тревожит.

Абрам успокоил жену:

— Ельня — такой глубокий тыл.

Добравшись до дома, он первым делом позвонил Лёне. Ве-

чером тот приехал с Верой. Сидели у окна в тихой, пустой без

316

1941 – 1945 годы

детей комнате. Блюма организовала салат. Лёня принёс бутыл-

ку коньяка.

— Война будет тяжкая. Дай Бог дожить до победы. — Лёня

поднял рюмку: — Будем живы.

— Лэхаим. Знаешь, а я вроде даже обрадовался войне. Луч-

ше уж воевать с Гитлером, чем быть союзником и другом это-

го изверга. — Они долго толковали вполголоса, пытаясь уга-

дать будущее. — Куда ты отправишь своих женщин? Не тяни.

Лучше это сделать сразу, — заметил Абрам.

— Ты прав. В Ярославле живёт мамина сестра. Наверное,

к ней.

Верочка вскинулась, сказала, что она мужа никогда не оста-

вит, но Лёня властно её.

— Не забывай о дочке. Завтра пойду на Арсенал. Снаряды

сейчас будут нужны. А ты как решил?

— В армию. Хоть рядовым. Негоже в такое время сидеть

в тылу, а еврею тем более.

Блюма украдкой вытерла слезу. О том, что муж пойдёт

добровольцем, она знала.