порах большевики повели их за собой, отдав мужику всю зем-
лю. Но с продразверсткой они долго не продержатся. Придётся
менять политику.
Семья
39
* * *
Абрам старался помогать тёте, но возможностей у него было
не слишком много. Через неделю после Пасхи он встретил
у Мани Глеба Вознесенского. Тот страшно похудел и был неве-
сел. Теперь Глебушка не острил и не балагурил.
— В доме все лежат в лёжку. Грипп, — говорил он глухим
голосом. — Поехал я на Карельский. Удачно обменял мамину
шубу на муку и кусок сала. Да не сумел удрать от чекистов.
Всё отобрали, подчистую. Счастье, что не шлёпнули. Не знаю,
что и делать. Опять ехать, опять всё отберут. На поездах не про-
рвешься.
Абрам задумался. Несмотря на регулярно получаемые
в Смольном продукты, они тоже жили впроголодь. Надо было
что-то придумать.
— Может быть мне удастся получить на пару дней гру-
зовик. Как ты думаешь, в деревне можно выменять, скажем,
барана? Под этим предлогом я бы уговорил Фишмана, и по-
лучил бы какую-нибудь бумажку с печатью Смольного.
— Почему же нет? — обрадовался Глеб. — За бидон керосина
дадут и полсвиньи. Я знаю, к кому надо обратиться. Возьмёшь?
Это было бы спасением. И для Мани что-нибудь наменяем.
А то похудела так, что смотреть страшно, — он вдруг улыб-
нулся по-прежнему.
— Попытаюсь. Может, и выйдет, — сказал Абрам.
«Экспедиция» состоялась через три дня. Иван Андреич
подготовил и заправил грузовик. Поехали вчетвером. Нужный
«мандат» Изька выдал.
Им жутко повезло. Глеб привел их в дом мельника в деревне
Никольское, в ста верстах от Питера.
В большой избе стоял резной комод XVIII века с инкруста-
циями, на нём — фарфоровые каминные часы удивительной
красоты. В огромном буфете — роскошный кузнецовский
сервиз. Сноха щеголяла в шелковом платье.
— Как же вас продотрядовцы не трогают? — удивился
Абрам.
40
1917 – 1925 годы
— Да мой сын замначальника уездной чеки, — ответила
мельничиха. — Плевать мы на них хотели.
Два бидона керосина, которые привёз Абрам, оказались
самым дорогим товаром. Они выменяли в Никольском куда
больше, чем рассчитывали. На обратном пути, у въезда в Пи-
тер, патруль матросов остановил их грузовик, но увидев печать
Смольного на мандате, пропустил.
На этих продуктах продержались до начало лета. А по
Питеру гуляла дистрофия.
В начале июня Игорь Аркадьевич
ему перевезти на дачу в Токсово семью товарища Смирнова —
третьего секретаря губкома.
Абрам поехал сам, хотел заодно выяснить, нельзя ли что
снять для своих.
Свободных дач было много. И, пока шла разгрузка барахла,
он сговорился об аренде второго этажа на всё лето за вполне
приемлемую цену.
В двухэтажном удобном доме жили две старухи: хозяйка,
чопорная, худая баронесса фон Шенсдорф, и её горничная,
такая же худая фрау Матильда. Кроме денег Матильда попро-
сила «если это вас не затруднит» достать хоть немного настоя-
щего кофе:
— Барыня очень страдает от эрзац.
Недавно в Питер поступили первые партии американской
благотворительности для помощи учёным и артистам. Есте-
ственно, лучшее из неё попало в Смольный. Абрам заведовал
гаражом, и все начальники старались поддерживать с ним
добрые отношения. Достать два-три фунта натурального
кофе для него было нетрудно.
Перевёз и семью тёти, и своих. Устроились. На большой тер-
расе расстелили одеяло, Марик и Симочка ползали и играли
вместе. Иногда один из детей хватал другого за нос или за ухо.
Тогда начинался рёв.
Семья
41
По утрам немолодая финка с соседнего хутора приноси-
ла старухам молоко и овощи. За бидон керосина она обещала
обеспечить и дачников.
— Какой же ты молодец! — сказала тётя Лия через неделю.
— Здесь так хорошо! Девочки прямо расцвели. И на малышей
приятно смотреть. Уже не такие заморыши, как раньше.
На редиску, молоко и свежий творог государственная моно-
полия, к счастью не распространялась.
Дядя пока остался в городе. Главный врач не отпускал его
до середины июля. Не было отпуска и у Абрама. Он было при-
шёл с заявлением, но Рыбаков устроил форменную истерику:
— Какие отпуска, когда белогвардейская гидра угрожает са-
мому существованию нашей Республики! Каждый коммунист
должен считать себя мобилизованным!
Не объяснять же Изьке, что ему в сущности плевать на эту
гидру. Абрам пожал плечами и вышел.
Тётя Лия просила Абрашу не оставлять Моисея Абрамыча
одного. Абрам перебрался к дяде.
Как-то вечером к ним позвонили. У двери стоял невысокий
молодой человек в толстых очках:
— Могу я видеть доктора Ровенского?
— Он сейчас не принимает.
— Да я не на приём. Вы, наверное, Абрам Рутенберг? Пись-
мо от Давида.
— Вот это радость! Заходите пожалуйста!
Письмо пришло с оказией из Англии, через много рук.
Принёс его давний друг и сотрудник Давида, Леонид Викто-
рович Сергиевский. Второе письмо за два года. Первое, из Сток-
гольма, получили прошлой осенью.