У доктора руки дрожали от волнения, и он с трудом вскрыл
конверт. Додик писал, что сразу после перемирия он уехал
из Швеции:
42
1917 – 1925 годы
На радостях дядя вытащил подарок от богатого пациента —
припрятанную бутылку «настоящего английского джина»,
и они дружно выпили за Давида и его успехи.
* * *
Через много лет Абрам любил вспоминать этот вечер — зна-
комство с Лёней.
— Мне почему-то сразу захотелось крикнуть: «Мы с тобой
одной крови — ты и я.» Как у Киплинга.
Леонид Сергиевский жил с матерью и младшей сестрой
в маленькой квартирке на Суворовском.
Сашенька, тоненькая девушка лет семнадцати, уже три года
была прикована к постели: костный туберкулёз. Леонид тро-
гательно заботился о «своих женщинах».
«Типичное жильё петербургской интеллигенции, — поду-
мал Абраша, впервые попав в этот дом. — Только вот комнатные
цветы на всех подоконниках необыкновенные. За ними и стё-
кол не видно. И лимонное дерево в углу всё усыпано желтыми
плодами. Блок и Менделеев на стенах. Библиотека прекрасная.
И два шкафа по истории России. Наверное, от отца. Кажется,
он преподавал историю в гимназии».
Тёплый дом. Любовь Игоревна, мать Лёни, поставила на
стол морковный чай с подсоленными сухариками. Даже этот
чай в старинных саксонских чашках и сухарики в серебряной
вазе выглядели богатым угощением.
Леонид работал на «Арсенале» начальником цеха. Один
из главных оружейных заводов страны обеспечивал своим
Семья
43
работникам разные льготы. Но жить всё равно приходилось
впроголодь.
— У вас механичка хорошая? — спросил Абраша. — Труд-
но добывать запчасти, даже для Смольного. А машины жутко
изношены. Я мог бы оформить тебя главным инженером. По-
лучишь ещё одну рабочую карточку. Да и столовая в Смольном
неплохая. Будет полегче жить.
— Оформишь со мною ещё одного мастера? Юзеф Станис-
лавыч любую деталь из ничего изготовит.
— Конечно. Приходи с ним завтра. Я с Рыбаковым догово-
рюсь.
Совместительства были в моде. Некоторые ловкачи ухит-
рялись «работать» в пяти — шести местах и везде имели кар-
точки.
Абрам не удержался, и похвастался, как удачно он устроил
своих женщин в Токсово.
— Надо и вам туда перебраться. В доме у баронессы еще
полк разместить можно.
— Хорошо бы, — грустно улыбнулась Любовь Игоревна. —
Жаль, что несбыточно. Сашеньку на паровике не перевезёшь.
— Да я возьму машину и отвезу вас сам в воскресенье.
Ничего сложного!
— Вам удобно взять казённую машину? — удивилась мама.
— Я же завгар. Знали бы вы, сколько мы гоняем машины
с женами, племянницами, тёщами наших комиссаров по рын-
кам, портным, распределителям.
* * *
В субботу они встретились после работы на Финляндском
вокзале. Поехали в Токсово, договариваться с хозяйкой. Устро-
ившись в полупустом вагоне, вспоминали Давида.
— Как он убеждал меня уехать! И, конечно, был прав, — ска-
зал Абрам. — Мы не ждали от большевиков ничего хорошего.
Но чтобы так плохо! К тому же каждый день приходится убла-
жать и обслуживать этих надутых бонз. Знал бы ты, как тяжко
иметь дело с нашими «народными комиссарами»!
44
1917 – 1925 годы
— Ты их близко знаешь? Расскажи! — попросил Леонид.
— Как не знать! От шофёра, как от лакея, секретов нет.
К тому же в секретариате Зиновьева работает дочь моего меха-
ника, Маша Попова.
Ни одного яркого или незаурядного человека. Ну, во-пер-
вых, две жены Зиновьева: молодая, Лилина, нарком соцобеспе-
чения; и старая, Равич, нарком внутренних дел. Наш «вождь»
— замечательный семьянин и очень привязан к обеим. Никому
кроме них он и не верит. Равич — жуткая старуха, злая, желч-
ная, всех учит.
Дальше: нарком народного хозяйства, Молотов: маленький