Семья Рутенберг. Семейная хроника

же доходного дома на Фонтанке. Изька раздобыл ему ордер

на мебель. Но Абрам опоздал. Хорошей мебели на складе поч-

ти не осталось. Вместе с Блюмой они отобрали громоздкий

тяжеленный буфет и низкое, широкое кресло «лягушку». (Блю-

ма любила забраться в него с ногами). А вот кроватей уже не было.

Пришлось взять чёрный кожаный диван. Спать на нём вдвоём

было тесно, и первое время, пока не приспособился, Абрам не-

редко просыпался на полу.

Трое шоферов, Иван Андреич и Абрам с трудом затащили

этих монстров на пятый этаж.

— Хорошо, лестницы широкие, а то полный крант, — сказал

Иван Андреич, вытирая пот.

К осени знакомый печник сложил им отличную голланд-

скую печку. Абрам взял грузовик и с Петром Петровичем при-

вёз машину дров. Можно было не бояться зимних холодов.

В январе 1919 года Блюма родила отличного мальчика.

Абрам дал в Ельню телеграмму:

ПОЗДРАВЛЯЮ ВНУКОМ тчк ДЕВЯТЬ ФУНТОВ тчк

НАЗВАЛИ МАРКОМ

За хлопотами перед родами он долго не был у Ровенских.

Но когда малыш освоился в их комнате, зашел.

Тетя Лия почернела. Под глазами круги. .

— Что случилось?

— Извини, Абраша, немного тяжело. Маня родила дочку.

А её непутёвый Сёма уехал в Москву. Он ведь «идейный». Боль-

шевик. Сказал: «Там решаются судьбы революции».

У Манечки пропало молоко. Чем кормить малышку, ума

не приложу! Молочниц давно не стало. Раньше Моисея выру-

чал пациент из американского консульства. Давал сгущенку.

А теперь они переехали в Москву. Последнюю банку сгущен-

Семья

37

ного молока сегодня открыла. Да что вываливать на тебя мои

беды. Помочь всё равно не сможешь…

— Ошибаешься, тётя Лия! Как раз я и могу помочь в этой

беде. А, вернее, Блюма. У нас сын! И Блюма очень молочная

мама.

До лета Маня каждый день приходила со своей Симочкой

на пятый этаж к Блюме. К счастью идти было не далеко. Слава

Богу, молока хватало на двоих.

* * *

В доме Ровенских друзья собирались даже в это голодное

время. А уж на праздники и подавно. На «Первый сейдер» —

первый день еврейской Пасхи, собралось немного: двоюрод-

ный брат доктора, Исак Натаныч с женой (он заведовал отде-

лом в «Народном банке»), старый друг семьи, Яков Григорьевич

Сегаль, когда-то видный меньшевик, а ныне один из руково-

дителей Петрокоммуны и, конечно, Абрам с Блюмой.

Анна Сегаль принесла небольшое блюдо фарширован-

ной рыбы, главное украшение пасхального стола. В столовой

Смольного Абрам раздобыл тощего курчонка и бутылку воню-

чего спирта.

— Мне ужасно стыдно! В такой день и такое бедное угоще-

ние! — сетовала тётя Лия. — Но даже мацу я достала с великим

трудом.

Впрочем, всё было не так плохо. Дом выскребли и вычисти-

ли, чтобы не осталось ни кусочка хлеба или закваски. Из воню-

чего спирта, закрашенного свекольным соком и настоянного

на «довоенной» горсточке изюма, получилось вполне пристой-

ное пасхальное вино. На столе стояли даже четыре баночки

рыбных консервов.

— Раввин сказал, что их можно считать кошерными, —

улыбнулся Моисей Абрамыч.

Доктор прочел пасхальную молитву, Абрам (младший за сто-

лом) задал положенные вопросы, Маня ловко стащила пакетик

мацы из-под подушки, на которой сидел отец.

38

1917 – 1925 годы

Так что Пейсах остался Пейсахом — несмотря на револю-

цию и гражданскую войну. Но разговоры не могли уйти от

наболевшего.

— Коммунисты с ума сошли! — возмущался Яков Григорье-

вич. — Национализировали банки и всю крупную промыш-

ленность. Ленин прав. Государственный капитализм должен

стать переходной ступенью к коммунизму. Но эти бешеные

Бухарин, Рыков, Ларин хотят полной национализации все-

го на свете! Отмены денег! В жизни сто рублей не заработали

честным трудом, а берутся перестроить всё хозяйство России!

— Развалить хозяйство они сумели, — кивнул Исак Ната-

нович. — Инфляция сумасшедшая. Основную часть твёрдой

валюты мы расходуем на закупку краски для печатанья денег.

Так долго не продержишься. Скоро они придут к нам и покло-

нятся в ножки. Без банкиров и промышленников всё равно

у них ничего не выйдет, как не вышло в армии без кадровых

офицеров. В прошлом году Ленин уже вёл переговоры с ди-

ректором Сормовско-коломенского завода Мещерским.

— Но Бухарин и Рыков сорвали эти переговоры. Самое

страшное — хлебная монополия, — пожал плечами Моисей

Абрамыч. — И при этом торговля на чёрном рынке процветает,

несмотря на ЧК и заградотряды.

— По нашим данным, две трети хлеба горожане покупают

у частников, — кивнул Яков Григорьевич. — Что делать? Му-

жик хлеб даром не отдаёт. Продотряды мало эффективны, хоть

они и расстреливают почём зря.

Тётя Лия сочувственно посмотрела на него:

— Как дела у Гриши?

Сын Якова Григорьича, кронштадский матрос, большевик,

был направлен партией в заградотряд, бороться с «мешочни-

ками». Скоро Гриша попал в психиатрическую клинику.

— Сейчас получше, — ответила Анна Семеновна. — Доктор

обещает к лету выписать.

— Крестьянство — главное, — сказал доктор. — На первых