Семья Рутенберг. Семейная хроника

артподготовки такой силы, после бомбового удара сотен на-

ших самолётов ничто живое не уцелеет. Но немцы сопротив-

лялись, как прежде. В последний день штурма, когда уже сотни

пленных понуро брели по разбитым улицам, расчет сержан-

Яша

401

та Грюнберга перекатывал свою тяжёлую дуру на очередной

перекрёсток. И тут мальчишка, фольксштурмист, высунулся

из окна второго этажа и полоснул длинной очередью из шмай-

сера. Троих — насмерть, в том числе и Гришу. До победы оста-

валось меньше месяца.

1945 — 1954 годы

Абрам

Абрам (1899) — жена Блюма (1901) — дети: Марк (1919), Рива (1923),

Леонид (1935)

В Померании шли проливные дожди с грозами. К воскре-

сенью, наконец, развидняло. По улице города Анклама шли

подполковник Абрам Рутенберг и капитан Илья Сыров. Город

всерьёз бомбили всего дважды, и большая часть домов уцелело.

Следы боёв и бомбёжек к середине августа уже не бросались

в глаза.

Друзья собрались на рынок, к Марктплац. Вчера Илье по-

звонил знакомый писарь из штаба армии. Его включили в спи-

сок на демобилизацию.

Наконец-то домой. Илья хотел купить подарки своей Анне

Васильевне и ребятам. Уговорил комбата пойти: вдвоём выби-

рать сподручнее.

Рыночный день. Толпа начиналась далеко от площади.

Продают и меняют всё, что случайно уцелело. Марки берут не-

охотно, рубли — лучше, а чаще всего стараются поменять

шмотки на что-нибудь съедобное. Предусмотрительный Сы-

ров нёс за плечом рюкзачок с дюжиной банок. «Второй фронт»,

чикагская свиная тушенка.

Худые изможденные женщины предлагали яркие, наряд-

ные платья, пёстрые платки из тонкой вискозы. Илья на них

не смотрел:

— Барахло! Эрзац, до первой стирки.

В толпе на площади крутёж, толкучка. Куда пойти? Заметив

замешательство русских офицеров, к ним подскочил парниш-

ка, оборванец:

— Что желают пане официры? — он говорил на жуткой сме-

си польского, русского и немецкого. Впрочем, вполне понятно.

— Я тут всё знаю. Самые лучшие, самые дешевые товары. Всего

за пару-тройку сигарет? А?

404

1945 – 1954 годы

«А ведь он еврей! — подумал Абрам. — Должно, из концла-

геря. Эвона, какой худой. Кожа да кости».

Сыров было послал непрошенного гида по русскому адресу.

Но Абрам остановил его:

— Как тебя зовут? Из концлагеря?

Паренёк улыбнулся, беззубым ртом:

— Янкель. Освенчак я. — Скинув рукав грязного клифта

(рубахи, конечно, не было) показал лагерный номер, татуировку.

— Надо же! Выжил в Освенциме. Повезло!

Абрам кивнул:

— Ладно, веди.

Янкель привёл офицеров к разрушенному большому дому.

В уцелевший подвал вела узенькая лестница. Большая керо-

синовая лампа под розовым абажуром освещала выложенные

на столах товары. На подвешенной к потолку бамбуковой пал-

ке висели пальто, костюмы, платья.

Выбор оказался и вправду богатый. Сыров углядел легонь-

кую, почти новую беличью шубку:

— Как раз Анютин размер!

Долго осматривал и ощупывал её со всех сторон, и взял,

не торгуясь. Абраму хозяйка предложила отрез светло-шоко-

ладной, тонкой шерсти.

— Не сомневайтесь, герр Оберст, голландская шерсть, экстра.

Лучше не бывает.

Из подвала вышли довольные. Сыров хлопнул парнишку

по плечу:

— Пошли с нами, Янкель! Накормим.

Удача, как и беда, идёт полосой. На выходе с площади Аб-

рам вдруг нагнулся, и вытащил из груды барахла потёртый

тёмно-синий футляр:

— Глянь, Илюха! Полуметровая логарифмическая линейка!

Мечта инженера. В России таких и не видывали!

Там же он углядел три томика «Хютте» — инженерного

справочника. Как ему нехватало такого томика на Свирьлаге!

По дороге расспросили Янкеля. Пацан вырос в Варшаве,

жил в гетто, участвовал в восстании. И спасся, уйдя по кана-

лизации.

Яша

405

— Одного эсэсмана я сам стрельнул! Правда! Памятью

мамы клянусь.

Больше года его прятал отец Онджей, в подвале костёла.

А в Освенцим Янкель попал в 1944-м. Потому и выжил.

— А где ж твои родители? — спросил Сыров.

— Ан люфт.

В батальоне мальчишку накормили от пуза, постригли,

отправили в баню. Пока Янкель мылся, Сыров подобрал ему

пару белья, обмундирование, и даже пару потёртых, но креп-

ких ботинок.

— Оставайся! — предложил ему Абрам. — Оформим сыном

полка.

— Спасибо, пан пулковник! Пойду в Палестину. У меня

дядька в Тель-Авиве.

«Этот, пожалуй, доберётся. Жилистый парень!» — подумал

подполковник.

— Попадёшь в Иерусалим, передай привет от меня Льву

Рабиновичу, — сказал Абрам. — У него большое кафе в центре

города.

На дорогу Янкелю дали буханку хлеба, две банки консервов

и три пачки махорки.

Надежда на скорое возвращение домой не сбылась. Саперам

предстояло демонтировать и отправить в Россию почти всю

промышленность советской зоны оккупации. В счёт репара-

ций, конечно. Огромная работа!

Батальон Абрама снимал с оснований и грузил на платфор-

мы проржавевшие чаны мыловаренного завода в Ораниен-

бурге, севернее Берлина.

— Какого чёрта! — матерился Абрам. — Кому нужны эти

вонючие ржавые кастрюли?